Социальная мифология, мыслительный дискурс и русская культура

Дальнейшая идеологизация интерпретации развития отечественных техники, науки и культуры, как она происходила после 1917 г., вылилась в то, что высокий уровень дореволюционного русского научного знания и инженерного дела трактовался лишь как предпосылка того «бурного прогресса», который будто бы начался после октябрьского переворота. Игнорировался главный факт: бесспорно имевшийся прогресс был вызван не природой социалистического строя, а подготовкой к войне — задачей превращения всей страны в гигантский военно-промышленный комплекс. Именно это привело к широко известным достижениям науки и техники. Что касается гуманитарного знания, то в тех его обличиях, где наша наука действительно шла вперед, это было артефактом использования общественных наук как средства «социальной мифологии».

Здесь я хочу сказать несколько слов в защиту М.В. Келдыша, высказывания которого я привел выше. Зная практику подготовки изданий, подобных упомянутому выше двухтомнику, наверное, не ошибусь, если скажу: сам Президент союзной академии этих слов наверняка не писал — их сочинил какой-то бойкий «референт», а Келдыш подписал приготовленный для него текст. Здесь сработала безотказно идеологема «элитарного генезиса» идеологии: лицо, занимавшее определенное высокое место в правящем слое, поступить иначе просто не мог.

Тезис о «бурном развитии науки и техники» в СССР был общим местом и необходимой компонентой в идеологизации науки и культуры, а также их истории. Просматривая работы автора этих строк, много писавшего об отечественной кибернетике, отчетливо видно, как проявлялась в них эта идеологизация. Вся хитрость заключалась в том, чтобы не сопоставлять отечественную и мировую науку, рассказывать о результатах отечественных ученых так, чтобы мировая научная динамика выступала как некий нейтральный фон.

Большую роль в создании иллюзорной картины «бурного роста» играла идеологема утаивания данных. Для «внутреннего употребления» предназначались сообщения об открытиях советских ученых, а также такие научные и технические достижения, как открытие антибиотиков, телевидение, радиолокация выступали подобно неким безликим явлениям природы, появление которых, как правило, не привязывалось ни к лицам, ни к странам, где они были сделаны. Даже в выпущенной в 1988 году книге воспоминаний об Акселе Ивановиче Берге (содержавшей также избранные его работы, обращенные к широкому читателю), которая была выпущена уже в годы «перестройки» и издана в издательстве АН СССР, даже в ней академик Ю.Б. Кобзарев, автор статьи о роли Берга в создании отечественной радиолокации, не мог сказать полной правды о том значении в развитии данной области техники в нашей стране, которое имели зарубежные образцы: данные эти были тогда (а как сейчас?) закрыты для публикации в «открытой» печати.

9. Последствия идеологизации науки и культуры

Покажем теперь, как конкретно идеологизация сказывалась на развитии научного знания. В качестве примера обратимся к логике — науке о «правильном мышлении» и ее развитии в Советское время. Никто не запрещал, конечно, излагать логические правила, рассуждать и писать об истинности, доказательстве и тем более антиномичности познания. Наоборот, официальными идеологами это даже приветствовалось. Только размышления эти, особенно же их публичное изложение, должно было быть обязательно представлено как «диалектика» и «материализм» — с приведением стандартных цитат из официально признававшихся идеологических авторитетов, включая Гегеля. Всякий, писавший на данные темы, должен был служить сам себе цензором. А это гасило импульсы к самостоятельному продумыванию фундаментальных проблем. Результат известен: великие «ограничительные» теоремы — о неполноте логических формализмов, невыразимости истинности формальными средствами и т. п. (Гедель, Тарский, Чёрч) — были доказаны за рубежом. Пикантность ситуации при этом состояла в том, что сами эти теоремы объективно служили обоснованию тезиса о действительных (а не декларативно провозглашаемых!) возможностях диалектического подхода в логике, т. е. того, на чем голословно настаивали сторонники «диалектической» логики, эти хранители идеологической девственности «советской философии». Неклассическое же учение Н.А. Васильева было прочно забыто, так как этот логик не был марксистом.

Поначалу результаты работ западных ученых в СССР были объявлены «идеалистическими». Лишь в 60-е годы, в период «оттепели» и в последующий период, когда дать «задний ход» в данном вопросе уже не имело смысла, результаты Гёделя, Чёрча, Тарского, Клини и других великих логиков нашего века получили идеологическое одобрение, более того, стали рассматриваться как «подтверждающие» диалектику и материализм, как «новое свидетельство» превосходства «диалектической логики» над «метафизической» (антидиалектической) формальной логикой.