Социальная сеть "Ковчег" (СИ)

Он открыл двери и вышел. Я отстегнул ремень и последовал за ним. Когда я проходил вдоль Лобного места, я провёл пальцем по его круглой каменной стенке. Она была холодной и шершавой. На моём пальце осталось немного жёлтого песка.

— Знаешь, почему эту конструкцию называют Лобным местом? — неожиданно спросил задержавшийся Михаил Петрович.

— Потому что тут казнили, — ответил я, — тут «рубили лбы». Поэтому так и назвали.

— Неправильно, — улыбнулся Коровьев. — И почему люди так любят повторять ошибочные слухи?

— А почему тогда? — немного обиженно спросил я.

— Эту конструкцию впервые соорудили при Борисе Годунове, — начал объяснять Михаил Петрович. — Это была главная трибуна Москвы. С этого места провозглашались царские указы. Сюда на праздники возлагались на всеобщее обозрение мощи святых. А казнили не тут, вон там делали деревянный эшафот и отправляли в последний путь взбунтовавшихся стрельцов.

Михаил Петрович снова удивлял меня своими знаниями, как и в тот раз, когда рассказывал про устройство флипа. Я вспомнил, как в ту нашу встречу перепутал капот с багажником. Михаил Петрович пошёл в сторону ГУМа. Я направился за ним и спросил вдогонку:

— А почему тогда лобное?

— Потому что это самое видное место, — поднимаясь по лестнице, ответил он. — «Лобное место» — это перевод еврейского слова «Голгофа», что означает «гора».

Я поднимался по лестнице в новое современное здание на месте ГУМа и пытался понять, к чему мне информация о Лобном месте. Я действительно не знал, что тут не казнили, а просто читали важнейшие указы. Коровьев шёл очень быстро, он почти бежал по пустой парадной этого здания. Потолки в холе были необычайно высокими. И вообще всё тут напоминало дворец.

Когда мы дошли до лифта, он был уже открыт. Мы зашли в него и под тихую мелодичную музыку поднялись на самый верхний этаж. На кнопках в лифте не было цифр, поэтому я стоял и считал кнопки снизу вверх, чтобы определить, сколько же тут этажей. Но лифт открылся тогда, когда я досчитал только до 42 кнопки.

Двери лифта открылись, и Коровьев не медля направился дальше. Я же немного задержался у лифта, глядя наверх. Помещение представлялось не просто большим, оно было огромным. Всё вокруг было стеклянным, даже потолок. Непрозрачными были только пол и стена, в которой располагалась дверь лифта. Создавалось впечатление, что находишься на крыше. Было очень тепло, можно даже сказать, что жарко.

Вкусно пахло свежим кофе. Над головой плавно плыли яркие облака. В помещении стояла абсолютная тишина. Было необычно ощущать себя как в центре огромного стадиона. Таких больших помещений без опор и колон я никогда не видел. Благодаря полному остеклению видно было, что солнце скоро будет садиться. Я напряг своё состарившееся зрение и вдали увидел двух людей, сидящих в креслах. Коровьев быстрым шагом приближался к ним. На середине пути он оглянулся и, увидев меня далеко у лифта, нетерпеливо махнул рукой.

Я ускорил шаг и пошёл знакомиться с теми двумя, которые, развернув крутящиеся кресла, рассматривали пейзаж внизу. Казалось, они нас не видят и их не волнует то, что сзади слышны быстрые шаги. Я шёл целых две минуты, и в результате увидел только спинки кресел. Люди болтали друг с другом, глядя вниз. Голоса были мужским и женским.

Коровьев показал мне на два свободных кресла, и мы с ним сели. Хозяева огромной комнаты продолжали свой разговор на незнакомом языке. Они сидели спиной к нам, поэтому мы не видели их лиц. Оба голоса показались мне знакомыми. Но узнал я только мужской.

Особенно меня удивил женский голос, так как Штерна я ожидал увидеть. И когда он повернулся ко мне, то я с трудом вспомнил его внешность. Это был тот друг Михаила Петровича, который так пристально разглядывал меня в день моей первой продажи. Он, бесшумно повернув своё кресло ко мне, сказал:

— Владимир, будешь кофе?

— Нет, спасибо, — отказался я.

— Такого кофе ты никогда не пил, — продолжил говорить Штерн, — не упускай возможности.

— А что в нём особенного? — поражаясь своей наглости, сказал я.

В это время развернулось второе кресло, в котором сидела незнакомая мне женщина. У неё были абсолютно чёрные волосы и причёска каре. Она приятно улыбалась. Солнце в закате через огромное окно подсвечивало её красивое лицо. Я не знал эту женщину. Если бы я раньше увидел её, я бы запомнил. Странно, что голос показался мне знаком. Я решил подождать, пока она произнесёт что-либо.

— Доктор Штерн сам изобрёл бактерии, которые обрабатывают кофейные зёрна, — после паузы сказал Михаил Петрович, — кофе действительно потрясающий. Рекомендую.

— После такой рекламы я точно не откажусь, — улыбнулся я.

— Миш, принеси нам всем кофейку, будь любезен, — тихо сказал Штерн.

— Мне чай, — тихо сказала женщина, обращаясь к Михаилу Петровичу.

Её голос опять показался мне знакомым.

— Ну что, начнём? — спросил меня Штерн, хлопнув ладонями.

— Давайте, — ответила девушка, глядя на меня независимым взглядом.

— Вы уже знакомы, — сказал Штерн, показывая на девушку, — правда, заочно. Это Тринити.

— Тринити?! — громко воскликнул я, очень удивившись такому обороту событий.