Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века

Однажды на двор к князю Василию явились некоторые из московских купцов и горожан, чтобы поздравить его с царской милостью. Шуйский будто бы проехал по улицам столицы с царем в его экипаже. В ответ на поздравление одного купца, пользовавшегося полным доверием хозяина, Шуйский в сердцах сказал про нового государя: «Черт это, а не настоящий царевич; вы сами знаете, что настоящего царевича Борис Годунов приказал убить. Не царевич это, а разстрига и изменник наш».[88] Стоявший поодаль купец подслушал разговор и поспешил донести о нем.

Русские источники называют имена купцов и посадских людей, с которыми Шуйский вел неосторожные разговоры. Самым влиятельным из них был Федор Савельевич Конь, крупнейший архитектор и строитель своего времени.[89] В течение восьми лет Конь возвел в Москве каменные стены Белого города, строил укрепления столичного Симонова монастыря.[90] Источники называют Коня не только «государевым мастером», но и «торговым человеком». Видимо, Федор Конь принадлежал к верхам богатейшего столичного купечества.

В поздних русских сказаниях дело представлено так, будто великий поборник православия князь Василий призвал к себе Федора Коня и другого известного московского человека Костю Лекаря и сказал им, что государь — злой враг, богоотступник и еретик Гришка Отрепьев. Шуйский якобы сам наказал Коню: «Поведайте тайно в мире с разсуждением, чтобы християне… еретика познали!»[91]

Федор Конь и Костя Лекарь поведали «про еретика без рассуду многим людям», после чего о крамоле узнал Петр Басманов.[92]

Получив донос от П. Ф. Басманова, Лжедмитрий приказал без промедления арестовать трех братьев Шуйских. «Приставами», или тюремщиками Шуйских стали бояре П. Ф. Басманов и М. Г. Салтыков.[93] При Борисе Годунове М. Г. Салтыков руководил розыском о заговоре Романовых, при самозванце расследовал заговор Шуйских. Боярин усердствовал, чтобы доказать свою преданость новому государю. Но главным инициатором розыска был все же не он, а боярин П. Ф. Басманов.

Шуйским было предъявлено обвинение в государственной измене. Однако официальная версия их дела заключала в себе слишком много неясного. Даже близкие к особе Лжедмитрия люди по-разному излагали вину знатного боярина. Шуйского обвиняли то ли в распространении слухов, порочивших государя, то ли в организации форменного заговора с участием многих тысяч лиц.

В письме из Москвы от 4 июля 1605 г. иезуит А. Лавицкий писал, что Шуйского судили за то, что он называл «Дмитрия» врагом и разрушителем истинной православной веры, орудием в руках поляков.[94] Один из секретарей самозванца поляк С. Слонский рассказывал, что он сам передал государю донос одного московского купца, подслушавшего, как Шуйский называл царя расстригой и изменником.[95] Яков Маржарет, ставший одним из главных телохранителей Лжедмитрия, писал, что Шуйского обвиняли в «преступлении оскорбления величества».[96]

Другую версию изложили командиры польских наемных войск С. Борша и Я. Вислоух, находившиеся в Москве в момент суда над Шуйскими.

В июле 1605 г. Я. Вислоух сообщил в письме к брату, что в Москве открылась измена: Шуйские начали убеждать народ, что «Дмитрий» — не истинный царь, но польский королевич, который хочет православную веру разрушить, а лютеранскую ввести; заговорщики хотели истребить поляков и уговорили для этого 10 тыс. детей боярских; поляков должны были сжечь с дворами (трактирами) и перебить, но поляки узнали об этом и известили царя.[97]

Ротмистр С. Борша воспроизвел ту же версию, но в более кратком варианте. По его словам, Шуйские разработали план переворота, в котором должен был участвовать народ: они задумали «ночью зажечь и учинить над царем и над нами (польскими солдатами. — Р.С.) предательство».[98]

Опираясь на преданные Лжедмитрию отряды П. Ф. Басманов арестовал множество лиц, которых подозревали в заговоре с Шуйскими. Розыск проводился с применением изощренных пыток. Показания современников о результатах расследования расходятся в самом существенном пункте. Телохранитель самозванца Буссов утверждал, будто бы многие духовные лица и стрельцы, взятые к пытке, все подтвердили измену боярина Шуйского.[99] Совсем иначе изложил дело Масса. По его словам, никто из предполагаемых сообщников боярина не мог привести надежных доказательств его измены. Среди тех, кто подвергся пытке, от некоторых добились признания, прочие же все отрицали.[100] Согласно русским источникам, из страха москвичи «друг на друга клеветаху», расстрига же «многих поймав и розными пытками пытаху: иные же, не стерпев пыток, на себя говоряху, а иные же крепяхуся, а иные и впрями ево ростригу обличаху».[101]