Социальные основания гражданско-правовой ответственности

Определяя размер вознаграждения за вред, суд во всех случаях должен был принимать во внимание имущественное положение потерпевшего и причинившего вред (ст. 411 ГК РСФСР). В силу данной статьи недопустимо было автоматическое присуждение возмещения в размере действительно понесенных убытков; последний являлся лишь максимальной границей, в пределах которой возмещение устанавливалось судом.

Наряду с этим Гражданским кодексом того периода большое внимание уделялось вопросу о возмещении вреда лицу, застрахованному в порядке социального страхования (ст. 412 – 415 ГК РСФСР).

Вместе с тем проведенный анализ положений ГК РСФСР 1922 г. показал, что институт по возмещению вреда не в полной мере регулировал некоторые основания, при наличии которых наступала ответственность за причинение вреда. Многие положения в рассматриваемом аспекте остались без законодательного урегулирования. Так, например, как должны были разрешаться вопросы о возмещении вреда, причиненного в состоянии необходимой обороны, крайней необходимости и другие? Гражданский кодекс 1922 г. не содержал в себе и нормы, устанавливающей ответственность за вред, причиненный незаконными действиями должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, что, на наш взгляд, являлось существенным пробелом правового регулирования в сфере возмещения вреда.

8 декабря 1961 г. были приняты Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, в которых также нашли свое отражение нормы, регулирующие обязательства, возникающие вследствие причинения вреда. Детально регламентировала данные отношения гл. 12 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда». Важным шагом явилось установление ответственности за вред, причиненный незаконными действиями должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда. Так, ч. 2 ст. 89 Основ провозглашала: «За вред, причиненный неправильными служебными действиями должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, соответствующие государственные органы несут имущественную ответственность в случаях и пределах, специально предусмотренных законом».

В связи с принятием в 1964 г. нового Гражданского кодекса РСФСР[98] институт обязательств, возникающих вследствие причинения вреда, был расширен нормами, ранее не содержавшимися в ГК РСФСР 1922 г. Наряду с этим необходимо особо подчеркнуть, что помимо Гражданского кодекса РСФСР в то время действовали и различные правовые акты, также регулирующие вопросы ответственности за причинения вреда.

Современные практические и доктринальные подходы к пониманию сущности и правовой природы гражданско-правовой ответственности имеют свои корни в научных дискуссиях советского периода.

Уже в процессе разработки ГК РСФСР 1922 г. и еще с большей настойчивостью вслед за его принятием ставится вопрос о том, что лежит в основе ответственности по советскому гражданскому праву – принцип вины или принцип причинения. Отдельные голоса в защиту принципа вины раздавались и в литературе 1920-х гг. с ориентацией главным образом на обязательства из причинения вреда[99], а иногда также на договорные обязательства[100]. Но господствующие позиции несомненно принадлежали тогда сторонникам принципа причинения, во главе которых стоял А.Г. Гойхбарг и которые в обоснование этого принципа ссылались как на текст Гражданского кодекса, так и на принадлежавшие им самим социологические соображения. В тексте ГК вместо ответственности за вину (позитивная формула) говорилось о ее неприменимости к нарушителю, который не мог предотвратить наступление вреда (негативная формула). Комментирование же этого текста опиралось на идею обусловленности компенсации любого ущерба интересами общества в целом, а отказа в его компенсации по любым мотивам – исключительно интересами причинителя. Отсюда и общий вывод о том, будто «наш кодекс… строит… ответственность за причинение вреда на социальном начале причинения, а не на индивидуальном начале вины»[101]. Для ответственности не требуется ни умысла, ни неосторожности, и возлагается она в виде санкции «за объективную связь вреда с деятельностью причинившего вред»[102]. Такое ее построение «наиболее соответствует духу советского права, которое всюду заменяет субъективные моменты объективными», а в области компенсации ущерба учитывает также, что «по общему правилу, всякий должен нести риск своей хозяйственной деятельности и своего поведения»[103].