Великая магистрелла Китами готовилась мстить. За то унижение, равного которому еще не было в ее жизни. За то, что страх, вселяемый ей в души жалких сверстников-обывателей, оказался смертельно ранен выходкой неизвестного выскочки. За то, что сама она оказалась в тисках ужаса перед этим выскочкой, неуязвимым для ее силы.
Ватанабэ уволился. Об этом стало известно почти сразу, как и о том, что предварительно он избил директора. Вся школа шепталась, искоса глядя на Дзюнко. Все знали, что скандал случился из-за нее. И никто, никто не боялся обсуждать случившееся в ее присутствии, пусть шепотом, но уже не цепенея при виде Китами. Унизительная порка во дворе как-то пошатнула фундамент ее пугающего авторитета. Пару раз Дзюнко даже слышала тихие смешки за спиной, угасавшие, стоило ей лишь шевельнуть головой в сторону веселящихся. Но она понимала, прекрасно понимала, что это - лишь первый шаг. Ватанабэ понимал, что делал, когда провернул с ней этот трюк. Он не лишил ее способности скрутить любого сверстника в бараний рог. Но он лишил ее тщательно созданного ареала мистической неприкосновенности. Он банально нашлепал ей ремнем по заднице, как самой обычной нашкодившей девчонке. И этим зародил у свидетелей своего деяния сомнение во всемогуществе Китами. В том самом всемогуществе, непререкаемость которого она насаждала все эти годы. Психология школьников не слишком сложна: если каждый день они видят, что собака может укусить, они ее боятся и обходят стороной. Но если собаку у них на глазах пнет взрослый, школьники задумаются. Каждому придет в голову вопрос: а что, если и я попробую пнуть эту шавку, которую так долго боялся? Вдруг и я вместо того, чтобы получить укус, получу удовольствие издевательства над другим существом?
Собака не может перекусать всех, кто вознамерится ее пнуть. Так и Китами могла разобраться со многими, но не с каждым. Особенно, если они возьмутся за нее скопом. А, учитывая количество тайных недоброжелателей, появившихся у нее за годы, в массовом сговоре можно было не сомневаться. Общий враг способствует сплочению против него. Поэтому, глядя на вещи здраво, Китами понимала: надо спасать положение. А сделать это можно лишь одним способом: жестоко и наглядно продемонстрировав, что с ней нельзя шутить.
Вот почему этим вечером Дзюнко спустилась в подвал одна. С собой у нее были лишь три свечи и мантия, используемая во время ритуалов. Щелкнув железом неухоженного замка, стальная дверь открыла девушке прямоугольник кромешной тьмы. Без малейших раздумий шагнув навстречу угольно-черной комнате, Китами на миг ощутила то сладостное, убаюкивающее прикосновение, что иногда приходило во время ритуала поклонения Князю Тьмы. Это была нежность хозяина. Впервые он дал ей знак так легко. Значит, она шла по правильному пути. Значит, все получится.
Дзюнко захлопнула дверь, убив последний скудный источник освещения. На ощупь она преодолела половину помещения, прекрасно помня, что под ноги ничего не попадется. Но вот ее выставленная вперед рука ощутила холод металла. Это был алтарь, в прошлом - обычный железный стол. Споро вынув из кармана школьной курточки зажигалку, девушка щелкнула ей. Всполох рыжеватого пламени с синим основанием высветил край алтаря, изукрашенного ритуальными письменами. Чуть шевельнув рукой, Дзюнко высветила угол стола, где имелось отверстие для свечей. Поставив одну из принесенных свечек в крохотную выемку, девушка запалила ее фитилек. Света еще чуть-чуть прибавилось.
И из тьмы вычертилось голое человеческое плечо чуть ниже угла алтаря. Худое, явно подростковое, оно в свете свечи было необычайно бледным и безжизненным. Чуть выше и дальше от источника света смутно виднелось ухо и лохмы чьих-то волос. Не обратив внимания на обрисовавшийся осколок тела, Китами принялась обходить алтарь, чтобы поставить вторую свечку, как раз возле другого плеча. Теперь стала смутно видной вся голова, покоившаяся на неожиданно возникших во тьме плечах. Запавшие глаза были сейчас закрыты, обветрившиеся губы неплотно сжаты, открывая стиснутые зубы, сквозь которые с едва различимым присвистом, почти не угадывающимся даже в мертвенной темноте подвала, протискивался воздух. Спутанные лохматые волосы разметались по столу, грозя попасть под воск, что непременно начнет стекать по свечам.
Китами двинулась к противоположному концу стола и установила последнюю свечку в ногах лежавшего на столе. Крохотный огонек выхватил голые ступни, прикованные к столу железными обручами. Таким же образом оказались пристегнуты и руки, неестественно вытянутые вдоль пояса и придавленные к поверхности алтаря в запястьях, повернутые ладонями вверх.
Видимо, ощущая исходящее от свечей тепло, бессознательный пленник вдруг шевельнулся. Он уже около суток находился здесь, одурманенный наркотиками и лишенный воды и пищи. На его тощей голой груди застыли глубокие порезы, сделанные кинжалом, что сейчас покоился под алтарем. Сухие губы дернулись.
- Э...