Социологический роман

Предложив Инге Сергеевне рыбные деликатесы, он затем наполнил ими свою тарелку и начал красиво и элегантно есть. -- Безусловно, -- продолжал Остангов, -- проблема ответственности сегодня -- одна из насущнейших. Меня она волнует, в частности, в связи с судьбой нашей науки и неиспользованием нашего огромного научного потенциала, который постепенно переправляется на Запад. Что же нас ждет в будущем? Нам потомки не простят, если мы развалим это уникальное явление, каковым всегда была Российская Академия наук. -Остангов как-то грустно поджал губы, положил вилку в тарелку, опустил руки на колени и, устремив взгляд куда-то вдаль, сказал: -- Я вспоминаю, в шестидесятых годах в одном из своих выступлений Аганбегян сказал в общем-то известную вещь, но над которой мы просто не задумывались, и потому в его устах это прозвучало впечатляюще.

Суть его вывода состояла в том, что молодые ученые в Академии наук -одна из самых низкооплачиваемых категорий специалистов высшей квалификации в нашей стране. То есть выпускник любого вуза, идущий на промышленное предприятие и в другие сферы народного хозяйства, начальную зарплату имеет в полторадва раза выше, чем сто пять рублей молодого ученого Академии наук. И все же самые талантливые, самые лучшие выпускники самых лучших вузов при распределении на работу выбирали Академию наук. А сейчас мы не можем не констатировать массовые отъезды на Запад наших ученых на любых, порой весьма кабальных условиях, если речь идет о контрактах. А в случае эмиграции многим вообще грозит опасность не найти работу в своей любимой науке, ради которой они жертвовали многим в самые лучшие, самые производительные годы своей жизни и в которой они немало преуспели. Но там им приходится сталкиваться с такой конкуренцией, о которой они часто не подозревают, живя здесь и идеализируя Запад. Особенно эмигранты. Ведь для многих из них эмиграция -это вообще первый выезд за границу. И вот это неведение влечет их надеждой, которая не всегда оправдывается.

Инга Сергеевна слушала академика, ища в его словах ответы на вопросы, мучавшие ее в связи с отъездом детей. Она видела, что Остангов немного расслабился и испытывает необходимость неофициально высказаться после совещания, которое, очевидно, не принесло ему удовлетворения. -- В принципе, переезды, смена места жительства, -- продолжал академик, не изменив своей позы, -- работа по контракту -- все это вещи нормальные и естественные для всего мира. Но ни для кого это не бывает так болезненно, как для людей нашей страны. Наша система жизни существенно отличается от таковой всего остального мира. И именно поэтому для нашего человека вписаться в другую культуру, этику -- процесс очень сложный, а порой и мучительный. Я наблюдал это на примере немалого числа моих бывших коллег и учеников, с которыми встречался за границей. Среди них есть и весьма благополучно устроившиеся ученые, и неудачники. И когда я смотрю на все это, мне жаль и нашу страну, и их. Страна беднеет духовно и интеллектуально, но и они что-то там теряют неуловимое и в то же время весьма очевидное... От этих слов, вызвавших у нее чувство страдания и укор за отъезд детей, Инга Сергеевна почувствовала удушье и захлебнулась глотком минеральной воды, которую отпила из бокала для самоуспокоения. Чтоб справиться с неловкостью, она открыла сумочку и вынула носовой платочек, вместе с которым оттуда на пол выпала Катюшкина фотография, которую она подарила дедушке и бабушке за день до отъезда. Остангов с ловкостью спортсмена поднял фотографию, с которой на него смотрело прелестное трехлетнее существо, озорно обнимающее двух огромных кукол у Макдональдса в Москве. -- Это ваша дочка? -- спросил Остангов, возвращая Инге Сергеевне фото. -- Нет... внучка... Кирилл Всеволодович, ничего не сказав, откинулся на спинку стула и, слегка наклонив голову, остановил продолжительный взгляд на лице своей собеседницы, затем спросил как-то тихо, вполголоса: -- Она живет с вами? -- Нет, -- ответила Инга Сергеевна и, вспомнив, как далеко теперь от нее Катюшка, вдруг, к своему стыду, расплакалась.