Социологический роман

-- Нет, нет, спасибо, -- ответила она с трепетом ожидая, что же будет дальше. -- Тогда прошу вас, -- сказал Остангов, указав рукой на дверь, в которую упиралась спинка одного из кресел. Он прошел вперед, и она, следуя за ним, оказалась в волшебном царстве русской классической литературы. Высокие, почти до потолка, шкафы с книгами заполняли стены просторной комнаты. В центре стоял двухтумбовый письменный стол с небольшим вертящимся креслом. И уголок в кабинете, упирающийся в эту комнатубиблиотеку, и письменный стол посредине -- все было предназначено для особого, интимного общения с книгой. Оставив ее наедине с книгами, Остангов вышел и, через короткое время вернувшись, пригласил снова в кабинет, где уже на маленьком столике стояло несколько бутылок с напитками, два небольших бокала и коробка шоколодных конфет. -- Может, вы желаете чтонибудь выпить? Вот это -замечательный ликер, -- говорил он, заботливо предлагая напиток. Инга Сергеевна пригубила ликер и в это время услышала, что гдето невидимый магнитофон издает тихие волшебные звуки "Лунной сонаты". Она умолкла, вслушиваясь в музыку. -- Погода сегодня удивительно теплая, и, может, вы хотите выйти на балкон? -- спросил Кирилл Всеволодович тихо. -- Нет, спасибо. Мне хорошо здесь. Какая музыка! -- У меня немалая коллекция записей, -- сказал Остангов, -- может, вы хотите выбрать чтонибудь иное? Пожалуйста. Вот здесь, -- он подошел к небольшому стеллажу у стены за письменным столом, на одной из полок которого стоял магнитофон.

Инга Сергеевна подошла к полке и увидела среди прочего коллекцию пластинок и кассет с записями Высоцкого. -- Вы любите Высоцкого? -- спросила она. -- Вас это удивляет? Я же в прошлом альпинист. А среди альпинистов, очевидно, нет человека, который бы не пел: "Лучше гор могут быть только горы"... -- А у вас есть особенно любимые песни Высоцкого? -- спросила Инга Сергеевна серьезно. -- Пожалуй, кроме только что процитированной я бы назвал: "Спасите наши души", "Песню про мангустов", "Песню о расстреле горного эхо". Я отношу Высоцкого к числу гениев нашего времени. Остангов сменил кассету в магнитофоне, и тут же зазвучал всегда волнующий своей неподдельной искренностью хриплый голос:

Здесь лапы у елей дрожат на весу, Здесь птицы щебечут тревожно. Живешь в заколдованном диком лесу, Откуда уйти невозможно. Пусть черемуха сохнет бельем на ветру, Пусть дождем опадают сирени. Все равно я отсюда тебя заберу Во дворец, где играют свирели. -- Расскажите мне чтонибудь о своей юности, -- сказал тихим проникновенным голосом Остангов, когда они вернулись снова к столику, сев напротив друг друга. Вопрос Остангова прозвучал совершенно неожиданно. До сих пор он ни разу не задал ей ни одного вопроса о ее личной жизни. -- О, это было так давно, -- ответила Инга Сергеевна, задумчиво улыбаясь. -- Ваша первая любовь -- это было серьезно? -- спросил он с улыбкой, как бы позволяющей при желании превратить ответ в шутку. -- Да, это было очень серьезно, -- сказала она, глядя куда-то вдаль. -- Объектом этого платонического чувства был человек много старше меня, мой школьный учитель. Возможно, он и не подозревал, сколь велико было его влияние на формирования моей системы ценностей, жизненных установок, формирования меня как личности. Он словно задал уровень нравственной планки, по которому я всегда соизмеряла свою жизнь. Инга Сергеевна говорила об этом впервые с времен своей юности, как бы пытаясь теперь глазами опытного человека посмотреть на давние события и дать им подлинную оценку, в то же время все более ощущая невозможность этого. -- Он сформировал во многом мое отношение к гуманитарной науке, литературе и в первую очередь к русской классике, хотя сам он был украинцем и преподавал нам психологию и украинскую литературу. Як умру, то поховайте мэнэ на могыли. Серед степу шырокого на Вкраини мылий. Он любил читать Шевченко, Лесю Украинку, и как он читал! Инга Сергеевна словно воспроизвела в себе все девичьи грезы, которые сейчас как бы возродились в новом качестве в отношении к сидящему напротив мужчине, вызывающему у нее такой же трепет и восторг, как учитель в ее далекой юности. Прилив нежности и любви к Остангову настолько заполнил ее, что ей захотелось подойти и прильнуть к нему. Но в это время в дверь его кабинета постучала Ксения Петровна и сообщила, что все уже пришли. Остангов глянул на часы и сказал Инге Сергеевне: -- Сейчас и у нас будет небольшой "домашний" семинар, который мы проводим регулярно, когда я не в отъезде. Я приглашаю вас поприсутствовать.