Социология публичной жизни

Общественные размежевания – как те, почвой для которых служит социальная структура и создаваемая ею система неравенства, так и такие, почвой для которых выступают внеструктурные факторы, – влияют на установки и варианты поведения отдельных индивидов, а также групп в сфере публичной жизни. Как я уже упоминал, это, разумеется, не то влияние, которое полностью детерминирует их установки и формы поведения. Другими словами, дело обстоит отнюдь не так, что, зная место индивида в системе неравенства, а также его позиционирование во внеструктурных размежеваниях, мы способны с полной уверенностью предвидеть, каким образом он поведет себя в конкретной ситуации. Единственное, что мы можем, – это ожидать появления определенных установок или вариантов поведения с некоторой долей вероятности. Указанная вероятность тем выше, чем сильнее связь между установками и вариантами поведения индивида (либо группы), с одной стороны, и принадлежностью к определенной ступеньке на лестнице неравенства (либо принадлежностью к определенной стороне долговременного внеструктурного размежевания) – с другой.

Правда, связи между расположением в социальной структуре и установками в публичной жизни подвергались критике, причем многими самыми разными способами (Sartori, 1998; Szawiel, 1982), но, однако, со времени опубликования работы «Homo politicus» («Политический человек») Сеймура Липсета[37] (1998) и его тезиса, что выборы представляют собой выражение демократической борьбы классов, принимается, что социальная структура и генерируемая ею система неравенства имеет значение для формирования установок и форм поведения, проявляемых в публичной жизни (в том числе в политике). Данное утверждение Липсета нельзя назвать непосредственной отсылкой к известному тезису Маркса, что бытие определяет сознание, но оно, несомненно, является каким-то его отголоском. Как пишет Липсет (Lipset, 1998: 243), самым простым объяснением этого всеобщего стереотипа является собственный экономический интерес. Партии левого толка представляют себя в качестве инструментов общественных изменений, ведущих к равенству; группы с пониженными доходами поддерживают их, чтобы подправить собственную экономическую ситуацию, тогда как группы с более высокими доходами противостоят им, дабы сохранить свои экономические преимущества. Доказательствами могут быть признаны статистические данные, свидетельствующие о значении классовых факторов в формах политического поведения. Однако сам Липсет признает, что эти корреляции далеки от систематической причинно-следственной зависимости. Далее он пишет, что «некоторые социальные позиции предрасполагают к формированию консервативных взглядов, в то время как другие способствуют более левым политическим взглядам. Перед лицом противоречивых форм и направлений общественного давления некоторые лица более податливы влиянию каких-то видов нажима, благодаря чему они создают видимость отклонений от трафарета классового голосования» (Ibid.: 243).

В условиях радикального общественного изменения ситуация еще более усложняется, а связи между местом в социальной структуре и установками, а также вариантами поведения в публичной жизни представляются менее жесткими. Как вытекает из результатов эмпирического анализа Шавеля (Szawiel, 2001: 276), расклад голосов на выборах действительно не является случайным с точки зрения социально-профессиональной принадлежности респондентов, и это означает, что какая-то связь между социально-профессиональной структурой и политическими предпочтениями существует, но эта связь не является сильной, а в качестве наиболее правдоподобной посредничающей категории выступает способ определения группового интереса. Шавель пишет: «Мы не заметили, однако, устойчивого, однонаправленного тренда по сосредоточению голосов данной социальной категории на одной партии или группировке. Приливы голосов сопровождались обычно отливами» (Ibid.: 277). Явление зыбкой связи между социально-профессиональным положением и политическими предпочтениями он объясняет тремя факторами. Во-первых, тем фактом, что в условиях радикального изменения социальные группы находятся на стадии поиска новой идентичности, переопределения групповых интересов, а также поиска политического представителя для своих уже сформировавшихся интересов. Во-вторых, существующие политические партии не мобилизуют своих сторонников, взывая к их групповому интересу, а скорее заняты своими внутренними проблемами. В-третьих, политические партии пренебрегают определением интересов своей социальной базы, а тем самим оказываются не в состоянии ни правильно их артикулировать, ни также мобилизовать своих сторонников вокруг этой артикуляции.