Социология публичной жизни

Очередным событием – вероятно, тоже сгенерировавшим новое и долговременное общественное размежевание – было появление коммунизма, который в течение большей части XX века составлял повседневный опыт огромной массы людей во всем мире. Я пишу «вероятно», поскольку, как справедливо отмечает Грабовская (Grabowska, 2004: 61), «то, что может сделаться размежеванием в сильном смысле, становится окончательно известным лишь с перспективы времени, ex post (после того, как сделано; постфактум)». А ведь с момента падения коммунизма прошло исторически короткое время. Посему у нас нет уверенности, что размежевания, описываемые теперь как наследие коммунизма, будут действительно носить характер длительной тенденции. Одно из таких размежеваний, которое явно бросается в глаза как итог коммунизма, идентифицировали и описали в своем исследовании четыре автора (Kitschelt, Mansfeldova, Markowski, T'oka, 1999) – это размежевание на сторонников и противников коммунизма. Указанное размежевание, отчетливо видимое сегодня в обществах Центральной и Восточной Европы, в значительной степени формирует установки и варианты поведения, проявляемые в публичной жизни. Нет, однако, никакой уверенности, что оно будет носить долговременной характер, воспроизводящийся из поколения в поколение даже в отдаленную эпоху, когда коммунизм будет известен живущим в те времена только со страниц книг по истории. Чтобы размежевание носило устойчивый характер, оно должно формировать не только текущие общественные установки, но еще и социальную идентичность, а кроме того, должно присутствовать в межпоколенческой передаче ценностей. Углубленный подход к этому явлению представила Грабовская (Grabowska, 2004), формулируя – с опорой на эмпирические аналитические исследования – утверждение, что коммунизм создал глубокое общественное размежевание, которое продолжает существовать еще и сегодня, причем, скорее всего, оно продолжит также присутствовать в будущем. Данное размежевание является более глубоким, чем сами социальные установки и, к примеру, являющееся их следствием выборное поведение, поскольку оно касается не только непосредственно политических проблем, но также находит выражение и в других областях публичной жизни. Следовательно, возникает вопрос, на каком основании мы вправе ожидать от этого размежевания настолько устойчивого характера, что оно станет в какой-то степени воспроизводиться из поколения в поколение. Среди факторов, закрепляющих указанное размежевание, Грабовская перечисляет «существование посткоммунистических и антикоммунистических идентичностей, в том числе среди молодежи (а это означает, что они присутствуют в социализации молодого поколения и настолько привлекательны, что принимались, одобрялись внутри и демонстрировались вовне), а также стереотипы разных вариантов выборного поведения, связанных с религиозностью и церковью. <…> Религиозность, равно как и предпочтительная модель отношений между церковью и государством, которые сами по себе стабильны в общественном масштабе и вдобавок стабилизируются принятыми правовыми решениями, тоже будут насыщать, подпитывать и закреплять посткоммунистическое размежевание» (Grabowska, 2004: 362). Дополнительными факторами, закрепляющими, по мнению Грабовской (Ibid.: 363–364), посткоммунистическое размежевание, являются идентификация в разрезе «левые—правые», а также относительно устойчивая социально-политическая география Польши, обусловленная традицями и культурой определенных региональных и локальных сообществ, в результате чего в одних регионах люди более религиозны и проявляют более сильную тенденцию к поддержанию постсолидарностных правых сил, тогда как население других регионов в меньшей степени привязано к религии и обнаруживает более внятную тенденцию к поддержанию посткоммунистического левого крыла политического спектра.

Общественные размежевания – и варианты поведения в публичной жизни