Соцветие поэтов

Это было последнее десятилетие её безвременно оборвавшейся жизни - тяжело больная, большей частью прикованная к своему письменному столу, она прожила это ущербное время на величайшем накале всех своих дум и чувств. Короткие «выезды в свет» - будь то посещение Пушкинских Гор или грибоедовской Хмелиты - давались ей с громадным усилием. И не во имя отдохновения или ностальгии пускалась она в дальний путь - ехала туда работать, отстаивать сокровищницы культуры от наглых посягательств власть имущих, словом и делом поддерживать тех, кто посвятил свою жизнь этим оплотам русской цивилизации. Сама в юности бывшая экскурсоводом в Пушкинских Горах, она хорошо знала нужды и запросы музейщиков, называла их «праведниками земными» и всегда готова была драться вместе с ними за сохранение великих традиций. Она ехала туда, ведь не могла она не ехать. Но в основном жизнь её проходила за стенами однокомнатной московской квартиры, а вмещали эти стены всю нашу беду, весь ужас утраты Родины и всё торжество её нового обретения - через гнев и ярость, через протест и борьбу, через решимость выстоять и победить наших супостатов.

Это отнюдь не красивые слова: борьба была действительно жестокой и беспощадной. Вспомним октябрь 1993 года с его беспримерными кровавыми жертвами. Татьяна Глушкова была единственным поэтом, отозвавшимся на эти роковые события - нет, не стихотворением - циклом потрясающих стихов.

Её талант, помноженный на человеческое отчаяние, смог одной строфой выразить суть нашей общей трагедии, подвигнувшей народ к восстанию:

Но был весь мир провинцией России,
теперь она - провинция его...

Поэт вездесущ; не всегда он свидетель, но всегда очевидец. Татьяна Глушкова не была ни в останкинском, ни в краснопресненском котле, но там «боса и некрасива« прошла под пулями её Муза. Стихи хлынули, как кровь из открытых ран, неостановимо. Она писала изо дня в день - в октябре, ноябре, декабре. Стихотворение, давшее название этому циклу, «Всю смерть поправ...» написано в феврале 1994 года. Голос поэта прервал безмолвие «русской Голгофы» не одним только плачем, но и боевым кличем:

Нам грезится: в окопах Сталинграда
стоим мы насмерть... Лютая пурга
и шквал огня... А сердце... сердце радо
уйти в бессмертье, сокрушив врага!

Стихи Татьяны Глушковой легко находили путь к народу - она была наследницей классической русской стихотворной традиции. Можно сказать, поэтическое чувство развивалось в ней одновременно с патриотическим. Отсюда и глобальные требования к искусству. Поэзия рано стала для неё гражданским университетом и вместе с тем выражением тончайших струн русской души. Мощная звукопись Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Некрасова была способом передачи русских чувствований, русского взгляда на жизнь.

В это русло и направила свой талант, свою творческую волю Татьяна Глушкова:

Взяла я лучшие слова
у вас, мои поэты.
Они доступны - как трава.
Как верстовые меты...

Им скоро минет столько лет,

что в нашем обиходе
твердим не: «Как сказал поэт -
Как говорят в народе...»

Изыски ровесников-шестидесятников были ей чужды. Рифмованные идеологические реляции - тоже. Ей не устраивали оваций в Политехническом музее. Её называли «несовременной», вытесняли с литературных подмостков. Оно и понятно: «между злободневным в искусстве и тем, что тяготеет к более глубокому ощущению времени на всех уровнях таланта, идёт напряженная борьба» - так она сама определила своё понимание тайных пружин, движущих развитием культуры. Да, её имя было не на слуху. Но зато к 80-м годам она выросла в крупно мыслящего национального поэта, зорко и тревожно всматривавшегося в будущее. Это будущее не замедлило заявить о себе диссидентством, космополитизмом, неуважением к традициям и чудовищным потребительством. Кончилось, как известно, крахом СССР. И вот тут стихи Татьяны Глушковой вышли из поэтической кельи на самую линию огня:

Когда не стало Родины моей,
в ворота ада я тогда стучала:
возьми меня!.. А только бы восстала
страна моя из немощи своей.

Лирик по складу своей поэтической натуры, Татьяна Глушкова всем свои существом ушла в политику. И это она, которую в благополучные советские годы называли «аполитичной!». Глубина патриотического чувства сделала её книгу «Русские границы» подлинным примером гражданского мужества. Какая смелость нужна была для того, чтобы в 1993 году написать и в 1997-м опубликовать вот такое: