Читаем Соцветие поэтов полностью

Что делать, как же быть мне? – "Часы, часы стоят"!

<p id="AutBody_0_toc344535314">Глеб Горбовский</p>

Писал ненужные стихи

под легким флёром вдохновенья.

Из сора, пыли и трухи

он создавал свои творенья.

Как жаль, что люди к ним глухи.

Сей факт достоин сожаленья.

Музейный город – Ленинград.

В нем жил поэт в большой квартире.

Соседей скучных длинный ряд

на кухне – как мишени в тире.

В стих попадало всё подряд:

…кастрюли, …дрязги, …вонь в сортире.

Потом тайга – далекий край,

работа вечно на пределе,

пустой желудок, крепкий чай,

в палатке спишь – а не в постели.

И тонешь ночью в звездной чаще,

себя губя в происходящем…

<p id="AutBody_0_toc344535315">Николай Гумилев</p>

В твоих стихах то звезды, то мантильи,

кондоры, горы, крепости, туман.

Ты песни пел о солнечной Кастилье

и знал все сказки незнакомых стран.

То как ребенок все мечтал о рае,

то свято верил в утренние сны.

А жизнь вокруг была совсем другая:

тоска, измены, ужасы войны.

Но принять мир наш, горестный и трудный,

душа святая просто не могла.

Друзья, стихи, любовь – и снова будни:

гореть, блестеть… И догореть дотла.

<p id="AutBody_0_toc344535316">Виктор Дронников</p>

О, как по разному мы любим

Россию славную свою!

Как крепок узел, – не разрубим,

здесь места хватит всем в строю.

"Для Гоголя ты тройка-птица",

для Блока – вечная жена.

Как образ твой для всех разнится,

у всех своя, для всех – одна.

"Россия русским – Берегиня":

цветы, погосты и леса,

непостижимая святыня,

как слезы божии роса.

Чем для него была Россия?

И где, гуляя босиком,

он смог найти слова такие,

что с ними дышится легко?

Она для Дронникова – солнце,

или счастливая звезда.

И хоть сейчас туман в оконце,

но так не будет же всегда?

<p id="AutBody_0_toc344535317">Сергей Есенин</p>

Ускользнул ты, как сон голубой,

пьяный ум сжег незримые дали.

Кто же будет нам петь про любовь,

беспробудно, вовсю хулиганить?

"Пой, гитара, и скуку рассыпь,

дай мне вспомнить о юности белой;

пусть утихнет туманная зыбь

на душе уж давно огрубелой,

пусть уносится прошлое прочь,

одного я хочу лишь – покоя"…

Но пришла беспощадная ночь

в декабре, – той холодной зимою.

<p id="AutBody_0_toc344535318">Николай Зиновьев</p>

Хочу спросить у Николая:

"кто больше всех достоин рая"?

И вот что слышу я в ответ:

"ты знаешь, рая вовсе нет".

Он говорит, что нет надежды,

вот почему так горько пьют.

Ну, что ж, на деле познают,

как хорошо мы жили прежде.

А, может, всё здесь обойдется

и будет Родина жива?

Мой сын, жена, иль внук дождется,

но я, наверное, едва…

<p id="AutBody_0_toc344535319">Георгий Иванов</p>

Мы стоим на пороге, где вечность

приоткрыла нам дверь вдалеке.

В пирамидах видна безупречность.

Сфинкс под ними зарылся в песке.

Не старайся узнать его тайны,

время правды еще не пришло.

Может быть, мы здесь просто случайно

или мало воды утекло.

Через бури, и счастье, и горе

мы идем к нашей давней мечте,

где сплетаются в четком узоре

звезды на густо-черном холсте.

Подожди, не протягивай руки.

Эти звезды погасли давно.

Может, наши далекие внуки

их коснутся, что нам не дано.

Осыпаются с розы устало

лепестки на простую тетрадь.

Слишком время прошло еще мало

для того, чтобы тайны все знать.

<p id="AutBody_0_toc344535320">Лопе Феликс де Вега Карпио</p>

"Перо истерлось, выщерблен клинок",

но сердце молодо, как прежде.

А позади остались зной дорог

и улетевшие надежды.

Пора очистить душу от тревог

и прошлого сорвать одежду.

Блаженство из четырнадцати строк,-

я чту тебя до слез, – как прежде.

Правь на звезду, презрев желанья;

оставь ненужные терзанья,

и спутницу, – бесцельную печаль.

А те года, что нам остались,

живи спокойно, не бахвалясь.

И сердце людям острым словом жаль.

<p id="AutBody_0_toc344535321">Николай Клюев</p>

Заломила черемуха нежные руки.

К норке путает, кружит следы горностай.

Тихо дремлют избёнки в молитвенной скуке.

Будет спать до рассвета берйстянный рай.

Пусть в лаптях я, сермяге, рубахе убогой,

пусть я верю в иную, – мужицкую жизнь,

не ругайте меня с наслаждением, строго,

дорог мне отчий дом и равнинная синь.

Я пою для березок, для родины этой,

где я знаю любой потайной уголок.

О, народ, почему ты не принял поэта,

кто хотел стать народным, но стать им не смог…

<p id="AutBody_0_toc344535322">Денис Коротаев</p>

"Не осуждай меня, мой Бог",

за то, что жил совсем немного.

В краю нехоженых дорог

прими ты ласково и строго.

"Теряя нервы и года"

мы все идем к тебе на встречу,

не долюбив, не дострадав…

И вот, опять, сияют свечи.

Уходят лучшие всегда

до срока, видно так угодно

тому, кто нас прислал сюда.

И кто опять уйдет сегодня?

<p id="AutBody_0_toc344535323">Михаил Кузмин</p>

"Да, быть покинутым – такое счастье",

такой простор для светлого ума!

Утихли вихри хмурого ненастья.

Закончились осенние шторма.

Шепнул бездомный ветер: "Ты свободен".

Я снова слышу времени полет.

Стою, пою на солнечном восходе:

"Свободен я"… Все ночи напролет.

Да, есть другие, длинные дороги

среди болот и плачущих камней.

Как тяжело идти… Как ноют ноги…

Но нелюбимым быть еще больней.

<p id="AutBody_0_toc344535324">Юрий Кузнецов</p>

"Я пил из черепа отца

За правду на земле…"

             Ю. Кузнецов

Он родился раньше лет на сорок пять,

но не стал в затишье терпеливо ждать.

Говорил всё с Богом и спускался в Ад,

зная, что оттуда нет путей назад.

Вскрыл лягушки тело и пустил ей ток,

получив за это не один плевок.

Вдоль прямой дороги – чахлая трава.

Хорошо, что с нами есть его слова;

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия