Сотворение истории

Другим развлечением царя Иоанна было выпустить в день базарный медведей из клеток и направить их на толпу, что перед дворцом его клубилась. То-то смеху было! Но если медведь кого помнет или, не приведи Господь, насмерть задерет, то царь Иоанн щедро жаловал, гривну – помятому, рубль – вдове.

Ночью же, перед отходом ко сну, царь Иоанн любил слушать сказки, что ему бродячие слепцы рассказывали.

А Ливонская война продолжалась с ожесточением прежним, прерываясь перемириями редкими.

[1566 г.]

Так, за отсутствием дел общих и больших потрясений внешних, и обустраивались опричнина и земщина, каждая сама по себе, на Земле Русской. Но тут вдруг митрополит Афанасий, сменивший почившего в Бозе Макария, ссылаясь на болезнь тяжкую, с престола митрополичьего сошел и в Чудовский монастырь удалился. Митрополит – человек на Руси первейший, к его слову все прислушиваются, от боярина прегордого до смерда последнего. Выборы Митрополита – общерусское дело, выдвижение же Митрополита – исконная великокняжеская привилегия. Опричники многие за окаянного архимандрита Левкия стояли, но царь Иоанн после раздумья долгого указал на казанского архиепископа Германа.

Герман прибыл в Москву на Собор Священный и расположился на митрополичьем дворе, ожидая посвящения, но оказалось, что у земщины свой кандидат имелся, игумен соловецкий Филипп, муж благочестивый, но неистовый и неукротимый, происходивший из знатного рода бояр Колычевых. И Филипп, едва в Москву прибыв, не замедлил свой нрав проявить, с амвона храма Успения потребовал для начала у царя войско опричное распустить. Тут даже бояре всполошились, на коленях умоляли правдолюбца пыл свой умерить, хотя бы до утверждения. То же и святые отцы, убеждали они Филиппа принять сан Митрополита без всяких условий, думать единственно о благе Церкви, не гневить царя понапрасну дерзостью. В итоге сошлись на том, что Филипп не будет вмешиваться в дела мирские на территории опричнины и не будет громогласно хулить царя Иоанна и двор его. И об этом была составлена особая грамота, подписанная Филиппом и всеми архиепископами и епископами и скрепленная печатью государевой.

А Ливонская война продолжалась с ожесточением прежним, прерываясь перемириями редкими.

[1567 г.]

Раздосадованный поражением на выборах Митрополита и противодействием земских бояр, царь Иоанн искал только повода для расправы над ними. Повод вскоре представился. Царю стало известно, что глава земщины конюший Челяднин-Федоров, а также первейшие бояре князь Иван Бельский, князь Иван Мстиславский да князь Михайло Воротынский получили послания от короля польского и гетмана литовского, в которых им обещались милости великие, коли предадут они в руки полякам и литовцам Землю Русскую. Каждому из изменников были обещаны большие уделы, особенно же жаловали князя Михайлу Воротынского, напирая на то, что он от царя более других пострадал.

Были перехвачены и ответы бояр королю и гетману, в которых бояре в выражениях весьма грубых и насмешливых соглашались принять литовское подданство, предлагали королю поделить между ними всю Литву, чтобы затем вместе с королем перейти под власть великого государя Московского. Говорили, что сами письма от короля польского и гетмана литовского были написаны по наущению царя Иоанна, но невзирая на это и на ответ бояр, царь повелел Малюте Скуратову начать розыск об измене и заговоре.

Доказательства заговора не замедлили явиться. Показания главные дал князь Владимир Андреевич Старицкий, который по слабости душевной рассказал, что земские бояре предлагали возвести его вместо Иоанна на трон Русский, чтобы был он боярским царем, а чтобы завлечь его, земщина произвела обмен наследственного Старицкого княжества на новые, более крупные и богатые владения – город Звенигород с волостью звенигородской, да город Дмитров с уездом. Указал также князь Старицкий поименно основных заговорщиков.

По окончании розыска царь Иоанн направился в Москву и остановился в своем новом опричном дворце. Собственно, это был не дворец, скорее крепость или замок в неведомом стиле, подобного которому на Руси никогда не было. Стоял он на месте бывших торговых рядов и подворий напротив Кремля на другом берегу реки Неглинной. Отсюда начинались улицы, записанные в опричнину, и замок как бы защищал их, противостоя земскому Кремлю.

Был он почти квадратной формы саженей в сто тридцать по каждой стороне, и окружала его стена, выложенная на сажень из тесаного камня и еще на две – из обожженного кирпича. Стены были сведены остроконечно, без крыши и бойниц. Внутри стен взметнулись вверх три каменных главы, увенчанные двуглавыми орлами, обращенными грудью к Кремлю. На Кремль же выходили мощные ворота, окованные железными полосами, покрытыми оловом. На них было два резных разрисованных льва с раскрытыми пастями и зеркальными глазами, коими они грозно сверкали в сторону Кремля, а над ними парил двуглавый орел с распростертыми крыльями, на земщину нацеленный.