Сотворение мифа

Мирное течение его жизни было нарушено в январе 1659 года, когда ему поручили сопровождать воеводу князя Алексея Никитича Трубецкого, который выступил с войском против гетмана Ивана Выговского, переметнувшегося к полякам. В стане Трубецкого Грибоедов вёл переговоры с посланником Выговского, полковником Иваном Кравченко, был свидетелем поражения части русских войск под Конотопом 28 июня и, находясь в обозе, проделал тяжёлое отступление до Путивля.

А спустя всего три месяца Грибоедов вместе с князем Трубецким торжественно вступил в Переяславль, где в октябре того же года новая рада признала верховенство московского государя над обоими берегами Днепра. Грибоедов был участником всех переговоров с гетманской старшиной, за что по возвращении в Москву был допущен к царской руке, присутствовал на званом обеде во дворце для князя Трубецкого и его свиты и получил щедрые подарки.

В 1664 году Грибоедова переводят в Разрядный приказ и поручают заняться составлением династической истории русских государей. В отличие от своих предшественников, он справился с этой работой, подготовив к февралю 1669 года «Историю о царях и великих князьях земли Русской».

В процессе создания «История» подверглась тщательным редакциям, вероятно, отражавшим требования «Верха». Переделки сводились в основном к увеличению сведений о Романовых и о происхождении служилых княжеских родов.

Грибоедов обосновывает преемственность двух династий — Рюриковичей и Романовых — путём своеобразного использования «Августовой легенды». Если Рюрик является потомком Пруса, Августова «сродника», то родоначальник Романовых Андрей Иванович Кобыла, согласно этой генеалогии, — выходец из «Прусской земли…, а прусские государи сродни Августу ж кесарю Римскому, обладающему всею вселенною». О «варяжестве» Рюрика не упоминается. Возможно, в Москве уже знали о шведской фальсификации русской истории Петреем и его последователями и не хотели давать лишний повод к нежелательным толкам.

Запас собственно исторических сведений в грибоедовской «Истории» невелик. В изложении «царствований» от Рюрика до Ивана Грозного Грибоедов следует за Степенной книгой, приводя, впрочем, лишь краткие выжимки из неё. Так, хотя князь Александр Ярославич назван «Невским», но о его победе на Неве над шведами не сообщается. Точно так же московский князь Дмитрий Иванович поименован «Донским» без упоминания о победе в Куликовской битве.

Начиная со времени Смуты, источники Грибоедова становятся более разнообразными: это и Хронограф, и Сказание Авраамия Палицына, и грамота об избрании на престол Михаила Фёдоровича, и соборное изложение патриарха Феофана о поставлении Филарета в патриархи, и приказные записи. Однако и посвящённые событиям Смуты страницы «Истории» остаются рабской компиляцией, не несущей ни одной новой мысли: скучный образчик заказной придворной историографии, лишённый духа подлинно исторического исследования.

По завершении работы книга Грибоедова была «взята к великому государю в Верх», то есть во дворец. Алексей Михайлович, видимо, остался ею доволен. Грибоедову было выдано щедрое жалование: 40 соболей, атлас, камку, придачу к поместному окладу 50 четей[47] и 60 рублей денег.

В те же годы над вопросами русской истории, без царского на то повеления, частным порядком, задумывалась ещё одна голова.

В 1659 году, в год закрытия Записного приказа, в Москву приехал Юрий Крижанич — хорват по происхождению, католик по вероисповеданию, миссионер по образованию и поборник славянского единства по образу мыслей.

Родился он в 1617 году в семье небогатого землевладельца. После окончания Венской семинарии и Болонской венгеро-болгарской коллегии Крижанич в 1642 году защитил докторскую диссертацию в Риме. Но везде и всюду он оставался прежде всего сыном своего народа. С юности он напряжённо размышлял и глубоко скорбел о бедственном положении европейского славянства, разбитого и порабощённого австрийскими Габсбургами, Венгрией и Оттоманской Портой. Надежду на освобождение он черпал из идеи объединения славянских народов вокруг какого-нибудь политического центра. И этот будущий общеславянский центр Крижанич, по словам В. О. Ключевского, прозорливо увидел не в Праге и не в Варшаве, а в «татарской», по мнению Европы, Москве.

Знание четырёх языков — немецкого, латинского, итальянского и греческого — позволило Крижаничу получить солидную филологическую и богословскую подготовку. Римское начальство поручило ему вести полемику против «греческой схизмы», в связи с чем Крижанич начал собирать важнейшие сочинения православных богословов, писавших против догматов папизма. Это предприятие заставило его изучить русский и церковнославянский языки, так как ему нужно было знать сочинения, писанные в Москве против «злого латинства». Славянские симпатии Крижанича сделали из него духовного перебежчика. Он проникся интересом к православию и стал сторонником унии.