Сотворение мира

ДВА УРКИ, В ПОЕЗДЕ ПРОДАЮЩИЕ БИБЛИЮ ЗА ПЯТЕРКУ

Эх, тьма, и синий свет, и гарь, испанский перестук
Колес, и бисеринки слез, и банный запах рук!..

И тамбур куревом забит, и зубом золотым

Мерцает — мужики-медведи пьют тягучий дым…

А я сижу на боковой, как в бане на полке.

И чай в одной моей руке, сухарь — в другой руке.

И в завитсках табачных струй из тамбура идут

Два мужика бритоголовых — в сирый мой закут.

От их тяжелых бритых лбов идет острожный свет.

Мне страшно. Зажимаю я улыбку, как кастет.

Расческой сломанных зубов мне щерится один.

Другой — глазами зырк да зырк — вдоль связанных корзин.

Я с ними ем один сухарь. Родную речь делю.

Под ватниками я сердца их детские — люблю.

Как из-за пазухи один вдруг книжищу рванет!..

— Купи, не пожалеешь!.. Крокодилий переплет!..

Отдам всего за пятерик!.. С ней ни крестить, ни жить,

А позарез за воротник нам треба заложить!..

Обугленную книгу я раскрыла наугад.

И закричала жизнь моя, повторена стократ,

С листов, изъеденных жучком, — засохли кровь и воск!.. —

С листов, усыпанных золой, сребром, горстями звезд…

Горели под рукой моей Адамовы глаза,

У Евы меж крутых грудей горела бирюза!

И льва растерзывал Самсон, и плыл в Потопе плот,

И шел на белый свет Исус головкою вперед!..

— Хиба то Библия, чи шо?.. — кивнул другой, утер

Ладонью рот — и стал глядеть на снеговой костер.

Сучили ветки. Города мыл грязные — буран.

Глядели урки на меня, на мой пустой стакан.

И я дала им пять рублей за Библию мою,

За этот яркий снеговей у жизни на краю,

За то, что мы едим и пьем и любим — только здесь,

И что за здешним Бытием иное счастье есть.

ОРГАН