Сотворение мира

Часть трассы, по которой должна была пройти отводящая воду канава, проложил трактор с плугом. Следом за трактором протянулась темная борозда. К ней не мешкая кинулись люди, замелькали лопаты, сапки. Кое-кто вытаскивал влажную землю ведрами.

Среди школьников Андрей мельком увидел Наташу. В неудобных больших калошах, которые поминутно спадали с ее маленьких ног, с выбившимися из-под материнского платка растрепанными косичками, она, согнувшись, тащила наполненное землей ведро.

— Ты что? Надорваться хочешь? — сердито закричал Андрей. — Ну-ка брось ведро и возьми сапку!

Наташа остановилась, испуганно посмотрела на Андрея. Ей хотелось сказать, что ведро не тяжелое, она даже шагнула навстречу Андрею, но споткнулась и упала на колени, потеряв калоши. Девчонки засмеялись. Андрей подошел, взял опрокинутое ведро, помог Наташе подняться и увидел в ее глазах слезы.

— Дурочка, — мягко сказал он, — разве так можно? Иди помой руки и работай сапкой или лопатой.

— Я же хотела как лучше, — всхлипывая, прошептала Наташа, — мне сад жалко.

— Ладно, ладно, я понимаю, — улыбаясь, сказал Андрей. — Ты молодец, Таша, но ведра с землей больше не таскай.

Он выбрал большую совковую лопату, поплевал на ладони и стал выбрасывать из канавы землю. Трактор с плугом уходил все дальше, вдоль борозды появлялось все больше людей, они работали молча, стараясь не отстать от соседей. Солнце поднялось выше, стало жарко. Глаза Андрея заливал соленый пот, ладони горели, но ему стыдно было бросить лопату и хоть немного отдохнуть. Он с затаенным страхом посматривал в сторону реки, на далекий противоположный берег, слушал тревожные крики грачей над полузатопленным лесом и думал: «Неужто не успеем, неужто не справимся и сад пропадет? Нет, нет, не может быть. Надо только не останавливаться, работать быстрее». Во рту у него пересохло, он часто сплевывал горькую, тягучую слюну, ему казалось, что силы вот-вот оставят его и он уронит лопату и рухнет на влажную, холодную землю.

Сколько времени прошло, Андрей не знал. Углубляя канаву, люди подвигались все дальше, но до поросшего старыми тополями мыса, где сливались две реки, было еще далеко. Мимо Андрея, толкая перед собой тачки с землей, проходили мужчины, усталые женщины с ведрами, а он, стиснув зубы, сипло дыша, выбрасывал и выбрасывал из канавы землю, и казалось, ей не будет конца.

Как во сне, услышал он голос Наташи:

— Андрей Дмитриевич, люди проголодались. Вас зовет дядя Егор. Пойдемте обедать. — Она с жалостью смотрела на его потное, исполосованное пылью лицо, подошла ближе, тихо повторила: — Пойдемте обедать. Давайте лопату, дядя Егор ждет…

Наташа подала Андрею мыло, стала из кружки сливать ему на руки воду, сняла с плеча чистое полотенце.

— Спасибо, Таша, — сказал Андрей. — Сразу легче стало.

На сухом взлобке невысокого кургана, расстелив брезент, сидели Ермолаев, агроном Младенов, Егор Иванович, Володя Фетисов. На откосе земляного вала, на поваленных бревнах, а то и просто на земле рассаживались смертельно уставшие дятловцы. Женщины доставали из корзин куски сала, бутылки с молоком, вареный картофель. Несмотря на усталость, Андрей радовался тому, что станичники сразу откликнулись на его просьбу помочь саду.

— Ежели денька три так поработаем, сад останется целым, — утешил его Ермолаев.

Хмурый Младенов посмотрел на Андрея.

— От воды мы сад, видимо, отвоюем, — сказал он. — А вот я проверил примерно сотню деревьев, на них появилось много бурой и зеленой тли, особенно на яблонях и сливах. Это такая сволочь, что может сожрать всю молодую листву, а химикатов никаких у нас в совхозе нет.

— Ничего, мы подлечим деревья по старинке, как деды лечили и нас учили, — ободрил начальство неунывающий Егор Иванович. — Соберем по всей станице табачок да махорку, сделаем крепкий настой, стирального мыла туда прибавим и скажем этой проклятой тле: пожалуйте бриться. Она сразу лапки кверху поднимет…

Пообедали быстро, не задерживаясь. И опять замелькали в руках у людей лопаты, ведра, заскрежетали нагруженные землей тачки. Высоченный тракторист Филя, которого все в станице называли Полтора Километра, взгромоздившись на грейдер, стал подбирать выброшенную из канавы землю, оттаскивал ее к валу и там разравнивал.

Андрей снова взялся за свою совковую лопату. Солнце уже пригревало вовсю, он снял пиджак и расстегнул воротник сорочки. С каждым взмахом лопата становилась все тяжелее, но, поглядывая на беззащитные деревца, боясь того, что люди не успеют преградить путь губительной воде, он упрямо выбрасывал из канавы землю, дышал, как запаленный конь, но работу не оставлял.

Работавшие поблизости женщины, не выдержав, заговорили о нем:

— А молодой агроном, видать, настырный парень.

— Не иначе, в деревне возрастал.

— Мокрый весь, будто его искупали, а отдохнуть стыдится.

— Ничего, такой сдюжает, порядок наведет.

Языкатая Панка Бендерскова, смазливая бабенка, от которой сбежали два мужа, игриво проворковала:

— Чегой-то он все один да один, жинка толечко разок показалась в станице и кудысь умотала. Может, приголубить его? Жалко такого мужика, даром добро пропадает.