Сотворение мира

Известие о капитуляции застало семью Дельвиллей в пути. Они все еще мыкались по забитым беженцами дорогам, неделями отсиживались в глухих деревушках, дожидаясь, пока Альбер добудет спасительный бензин. К счастью, он прихватил с собою довольно крупную сумму денег, и, хотя напуганные нашествием немцев крестьяне, боясь грабежей, прятали свои запасы по тайникам и очень неохотно продавали продукты, деньги избавили Дельвиллей от голода.

В одной из деревень Дельвилли воспользовались гостеприимством одинокого старого кюре. Добрый старик понравился усталым путникам. Он накормил их отличным кроличьим рагу, приласкал сонную Сюзи, уложил ее спать, а после обеда усадил гостей на тенистой веранде, поставил на стол горячий кофейник и заговорил печально и строго:

— Мятутся люди, убивают друг друга, тщатся загрести все сокровища земные. А почему? Потому что забыли завет спасителя не брать с собой в жизненный путь ни сумы, ни хлеба, ни меди в поясе и не носить двух одежд. Людям стоило бы почаще обращаться к запечатленным в священных книгах картинам прошлого. Они бы поняли тогда, что нынешний тевтонский Ирод — кровожадный злодей! И возмутились бы его преступными деяниями. А разве лучше того, кто наименовал себя Гитлером, наш одряхлевший иуда Петен? Нисколько не лучше.

— Это верно, господин кюре, что маршал Петен стал главой государства? — спросил Дельвилль. — Мы так давно не читали газет. В дороге приходилось пользоваться только непроверенными слухами.

— К сожалению, верно, — вздыхая, сказал старик. — Он не только стал главой раздавленной бошами Франции. Этот лакей Гитлера присвоил себе королевские прерогативы. Каждое свое обращение к народу презренный, проклятый богом предатель, подражая давно свергнутым Бурбонам, начинает напыщенными словами: «Мы, Филипп Петен…»

— Я слышал, что командиру одной из наших танковых дивизий генералу Шарлю де Голлю удалось бежать в Англию, — сказал Дельвилль. — Говорят также, что вокруг него собираются честные французы, чтобы продолжать борьбу против Гитлера. Это правда, господин кюре?

— Да, правда, — сказал старый кюре, — так же, как правда и то, что выживший из ума предатель Петен заочно приговорил де Голля к смертной казни. Господь ниспослал несчастной Франции такое тяжкое испытание, что нам всем надо приготовиться к самому худшему: к смертям, к грабежам, к голоду, к массовым арестам. Немецкие фашисты не пощадят никого.

Катрин отставила недопитую чашку кофе, спросила негромко:

— Что же нам делать, господин кюре? Неужели мы должны безропотно подчиниться оккупантам и выполнять все их прихоти? Неужели, если ударят нас по правой щеке, нам надо покорно подставить под удар палачей и левую?

Старый кюре остро глянул на Катрин, улыбнулся:

— Когда перед Христом были враги, он прямо говорил им: не мир принес я вам, но меч… Между прочим, это прекрасно понимают коммунисты. Они зовут народ к борьбе, и никто из нас не имеет права оставаться в стороне…

Отдохнув несколько дней в домике доброго кюре, Дельвилли продолжали свой скорбный путь и наконец добрались до поместья в Ландах, где их давно ждали мать Катрин, бывшая русская княгиня Ирина Бармина, и ее муж, неунывающий мсье Доманж. Здесь, в этом тихом крае виноградарей, было спокойно. Сюда еще не добрался поток беженцев. Прошел слух, что после подписания перемирия в Компьенском лесу поток этот замедлил свое движение, остановился, а немцы вроде бы передали по радио приказ: всем людям немедленно возвратиться в покинутые ими города и деревни. Франция была разделена на две зоны: оккупированную и неоккупированную. Правительство Петена обосновалось в курортном городке Виши. Париж остался под властью немцев.

Жизнь в поместье мсье Доманжа потекла как обычно. Сведения о том, что происходило далеко за пределами виноградника, привозил сам Доманж, который часто ездил по своим делам в Бордо. Он и рассказывал домочадцам о том, что немецкие подводные лодки топят в морях английские суда, а летчики бомбят Лондон и другие города Англии, что Гитлер предложил англичанам заключить мирный договор, но те отказались, и нацистский фюрер совсем озверел и заявил, что он сотрет этот «опоясанный морем остров» с лица земли.