Сотворение мира

Первой ротой временно командовал старшина из пограничников Харитон Шматков, спокойный крепыш, дважды побывавший в окружении. Романа он встретил по всей форме. Стал навытяжку, коснулся рукой козырька зеленой своей фуражки и отрапортовал хриплым басом:

— Товарищ капитан! Первая рота готова отразить атаку противника. Потерь пока нет.

— Ты, Шматков, когда-нибудь снимешь с головы мишень? — спросил Роман. — В такой фуражке немцы возьмут тебя на мушку вне очереди.

Старшина угрюмо сдвинул густые брови.

— Фуражку я не сниму, товарищ комбат. Фрицы брешут, что они начисто перебили всех пограничников. Пускай же полюбуются, что старшина погранвойск Шматков жив-здоров и сражается с ними.

Оказавшиеся поблизости солдаты одобрительно засмеялись. И все же, как это всегда бывает перед боем, на обветренных их, темных лицах угадывалось выражение напряженности и тревоги. Все они то и дело поглядывали на освещенный утренним солнцем луг с порыжевшей травой, с болотцами по западинам и редким низким камышом вокруг них — оттуда в любую минуту могли появиться немцы.

До окопов донесся отдаленный гул.

— Танки, товарищ комбат, — определил Шматков.

— Да, они, — подтвердил Роман. — Смотри, старшина, держись. Растопырь руки и сожми оба фланга в кулаки. Фрицы обязательно полезут на фланги, а ты их кулаками под дыхало! Понял?

— Так точно, — ответил Шматков. — Подходы к переднему краю у меня минированы. Ночью хлопцы успели девяносто штук поставить.

— Проверь связь!

— Связь есть! — крикнул кто-то из блиндажа.

— Где политрук? — поинтересовался Роман.

— Он на левом фланге…

Роман окинул взглядом приникших к брустверу солдат. Они уже не обращали на него никакого внимания, потому что все были устремлены туда, откуда вот-вот должны появиться танки. К Роману пришло убеждение: «Эти выстоят. Здесь, в первой роте, все, что можно было подготовить к встрече противника, готово: связки гранат и темные бутылки с зажигательной жидкостью в нишах, под руками, пулеметчики и расчеты противотанковых ружей на местах, а самое главное — собрана и сжата в тугую пружину воля уже не раз обстрелянных, уставших в боях, но не растерявших твердости духа солдат».

— Я иду к себе на командный пункт, — как можно громче и спокойнее объявил Роман. — За боем буду следить оттуда и, если понадобится, подопру вас пушками и минометами. Держитесь! Приказа на отход не будет…

…Немецкие танки показались чуть правее моста. За ними неторопливой рысцой бежали автоматчики. Танки издалека начали обстрел соседа, и Роман почувствовал, что тому надо помочь теперь же, сразу, не теряя ни одной секунды, иначе подставишь под удар свой правый фланг и окажешься обойденным.

— Быстрее Шматкова! — крикнул он Латышеву.

Выхватив из рук ефрейтора телефонную трубку, Роман заговорил, заглатывая от возбуждения слова:

— Не почесывайся, Шматков! Не жди, пока эта орава повернет на тебя! Бей по бортам танков, по гусеницам! Отсекай от них пехоту…

С той секунды в сознании Романа все окружающее слилось в один сплошной, сотрясающий землю гул, ослепительные высверки огня, дьявольский свист. Но и в этой, казалось бы, неразберихе он по привычке различал залпы поддерживавших его батарей, трескучие выстрелы вражеских танков, очереди своих и немецких пулеметов, глуховатые одиночные хлопки противотанковых ружей.

Роман видел, как окутались черным дымом два немецких танка, как один за другим падают скошенные кинжальным огнем немецкие солдаты, но остальные все еще продвигались вперед. От внимания Романа не ускользнуло и то, что четыре немецких танка уже утюжат окопы соседа, а на реке против этих окопов темнеют головы бойцов, уплывающих на левый берег.

«Не выдержали, драпают, гады, — непроизвольно выругался Роман. — Оставляют мой батальон в одиночестве, обнажают мне фланг».

И схватился за телефонную трубку:

— Ты жив, Шматков? Поворачивай все огневые средства к мосту! Бей фашистов в спину!

Сквозь гул боя до Романа едва донесся голос старшины:

— Танки переходят в атаку на меня. Под их прикрытием фрицы волокут к реке резиновые лодки и понтон.

— Как сосед?

— Соседа почти не осталось, товарищ комбат! Был, да весь вышел. Только мои пулеметы не допускают немцев к берегу, но едва ли мы сможем долго сдерживать их напор.

— Надо сдержать! — закричал Роман. — Слышишь, Шматков? Надо держаться…

Развалины моста не давали Роману возможности видеть все, что происходит правее них. Он хотел уже бежать в первую роту, но опять налетели вражеские самолеты. Девятка «юнкерсов» вынырнула из-за облаков и стала пикировать на позиции батальона. Забросала окопы бомбами, отрезками рельсов, продырявленными железными бочками, которые, падая вниз, издавали чудовищный визг. То тут, то там поднимались и тяжко оседали черные смерчи развороченной земли.

Осатанев, забыв об опасности, Роман кинулся в хаос огня, грома, в сумасшедшую круговерть смерти, туда, где еще недавно были окопы третьей роты, а теперь бесновались кромсающие землю взрывы. «Что там может сделать сейчас этот желторотый цыпленок Генка Быстров? — терзался Роман. — Скорее… скорее в третью!..»