Сотворение мира

— Меня зовут Мадалена. Если у вас, товарищи, нет возражений, мы через час можем поехать посмотреть Барселону. Автобус нас ждет.

«Славяне», как стали все называть входивших в ее группу, разошлись по своим комнатам. Роман жил вместе с Ермаковым. Они быстро побрились. Пока Роман умывался, Яков Степанович стоял за его спиной и говорил с явно звучавшей в голосе насмешливостью:

— А вы, дон Романо Росос, прямо-таки с испанской пылкостью пожирали глазами этого молоденького лейтенанта в юбке. Не больно ли быстро для сиятельного гранда вспыхнула в вашем сердце любовь?

Низко склонившись над умывальником, Роман молчал. Он фыркал, кряхтел. Ермаков почувствовал его смущение и сказал серьезно:

— Я шучу, Роман. В такой обстановке лучше уж шутить, чем хныкать и праздновать труса. Нелегко нам тут будет, очень нелегко. А надо, дорогой Романо Гарсиа Росос, держаться. — Он хлопнул Романа по голой спине. — А что касается Мадалены, то девка она что надо. Чувствует себя уверенно, настоящий лейтенант. И русский язык хорошо знает, только окает. Видать, с Волги сама или с севера. Там все окают.

То, что Ермаков шутя сказал о вспыхнувшей в сердце Романа любви, было недалеко от истины. Мечтательный парень, боготворивший старшего своего брата Андрея, Роман презрительно смотрел на девушек, предпочитая книги, охоту, рыбную ловлю, и только один раз, впервые в жизни увидев избранницу брата Елю Солодову, вздрогнул от щемящей тоски. Никто не знал о его любви к Еле, а когда она стала женой Андрея, Роман стал избегать встречи с ней, уехал в Ленинград. Еще там, в Ленинграде, его чувство к Еле притупилось, стало таять, а вскоре исчезло совсем, оставив в душе только горечь одиночества. Теперь, в холле, когда Роман увидел девушку, назвавшую себя Мадаленой, он сам не понял, что с ним произошло. Он ведь еще не разговаривал с ней, не успел произнести ни одного слова, не знал, кто она и откуда, был даже раздосадован тем, что вдруг так, сразу, потянулся к ней, незнакомой, всей душой…

Когда группа славян вошла в автобус и стала рассаживаться, получилось так, что Мадалена оказалась на переднем сиденье рядом с Ермаковым, а Роман чуть позади, но в другом ряду кресел. Он видел только мягкий профиль девушки, падающие на плечо черные волосы, лежавшую на колене смуглую маленькую руку. Ему было невыносимо стыдно за то, что он все время смотрит на нее и все это видят, и даже она сама, чувствуя на себе его взгляд, дважды оглянулась…

Автобус мягко катился по улицам Барселоны. Но Роман как будто сквозь сон видел сверкающие стекла богатых домов, пышные пальмы на бульварах, степенно шагавших монахов в сутанах, мелькающие мимо комфортабельные автомобили.

— Этим, конечно, республика не нужна, — донесся до него тихий голос Мадалены, — они довольны своей жизнью и дожидаются прихода франкистов… А сейчас, товарищи, мы въезжаем в рабочие районы города. Обратите внимание на баррикады, они построены честными людьми, которым дорога свобода Испании. Многие из них уже получили оружие и готовы к боям…

После трехчасового осмотра города пожилой шофер подвез своих пассажиров-иностранцев к уединенному загородному ресторану, остановил автобус, что-то сказал Мадалене, она засмеялась, тряхнула волосами, встретилась взглядом с Романом.

— Он говорит, что здесь вполне приличная заправочная станция и что его машина хочет кушать…

Добровольцы веселой гурьбой вышли из автобуса. Седоусый шофер смешливо пересчитал всех и повел в зал. Как видно, в ресторане их уже ждали, потому что официант сразу указал на длинный стол, накрытый точно по количеству людей в группе.

Заметив, что Мадалена не спешит сесть за стол, Роман намеренно задержался. Получилось так, как он хотел. Они оказались рядом. В зале громко играл джаз. Роман очистил апельсин, наклонился к девушке так близко, что ее волосы коснулись его щеки.

— Это вам, — сказал он.

Она улыбнулась. Зубы у нее были белые, ровные.

— Спасибо, — сказала она, — вы очень внимательны. А теперь вы назовите мне свое имя.

Милая, чуть застенчивая улыбка не сходила с ее лица.

— Сейчас я Романо Гарсиа Росос, — сказал он.

— Сейчас? А вчера?

— Вчера, вернее, недели три назад я еще был Романом Ставровым.

— А меня зовут Елена Лелик, — сказала она. — Проще — Леся. Так, Лесей, меня звали отец и мать.

Роман опустил голову.

— Что вы? — участливо спросила она.

— Так, ничего, — сказал Роман. — А когда-то имя это значило для меня много…

— Так зовут вашу жену?

— Нет, Леся, так зовут мою новую родственницу.

— Вы любите ее?

— Любил…

— А сейчас?

— Любовь давно умерла… — сказал Роман и добавил с грустной усмешкой: — Вернее, я ее убил, эту любовь, в тот день, когда Еля стала женой брата Андрея.

— И давно произошло это убийство? — участливо спросила Леся. — А может, оно так и не произошло?

— Нет, — твердо сказал Роман, — все умерло. Четыре года назад. К тому же это было мальчишество, о котором я вспоминаю как об ушедшем детстве. В Елю был влюблен не только я, но и младший брат Федор. Словом, от нее потеряли голову все три брата…

— Она, должно быть, очень красива? — спросила Леся.