Сотворение мира

— Никакого секрета здесь нет, — сказал Хольтцендорф. — В ту пору, когда ваш последний император еще восседал на троне, мой отец был одним из секретарей германского посольства в Петербурге. До войны четырнадцатого года я учился в русской гимназии, таково было желание отца. Почти все мои товарищи были русскими. Мы вместе читали, вместе развлекались. Даже во время войны, когда наше посольство покинуло Петербург и мы вернулись в Германию, отец нанял мне учителя русского языка из военнопленных. Этот человек оказался большевиком. Надо сказать, он за три года многому меня научил, и отнюдь не только языку. Ну, а что касается Лони, то это уже моя школа, и, поскольку я был добросовестным учителем, а Лони внимательной ученицей, в ее успехах вы не преминете убедиться.

Максим понял, что полковник Хольтцендорф многое недоговаривает, и счел дальнейшие вопросы неуместными. Он только спросил:

— Как же определимся мы с князем и в чем будет заключаться наша работа?

Взгляд Хольтцендорфа стал острым и напряженным.

— Жить вы будете пока здесь, в Бургосе. Квартира для вас подобрана, — сказал он. — Я вас зачислю сотрудниками немецкой военной разведки — абвера — с соответствующим вознаграждением в испанских денежных знаках. Однако Бургос останется только вашей базой, где время от времени вы сможете отдохнуть. А ездить вам придется по всем фронтам и даже, когда это понадобится, переходить линию фронта, чтобы связаться с одним человеком в Мадриде. Об этом мы, господа, еще поговорим. — Он посмотрел на жену, улыбнулся. — Вы, конечно, удивитесь тому, что я веду с вами разговор в присутствии Лони. Это не случайно. Все материалы, которые вам необходимо будет передать мне, вы, если меня не окажется дома, можете передавать ей. Однако я должен объяснить еще одно обстоятельство: дело в том, что значительно большее количество необходимых республиканцам данных вы будете получать у меня или у Лони и переносить их по назначению через фронт.

— Насколько я понял, нам придется выполнять обязанности связных между вами и тем человеком в республиканских войсках, которого вы нам укажете? — спросил Бармин.

— Вы поняли правильно, — сказал Хольтцендорф, — но вместе с тем, бывая в войсках мятежников, вы и сами будете видеть многое, что может принести пользу республиканцам.

— Человек, с которым мы свяжемся по ту сторону, испанец? — спросил Максим.

— Нет, — сказал Хольтцендорф, — это советский коммунист, полковник Яков Ермаков, известный у республиканцев под французской фамилией Жак Жерну. Он хорошо известен Тодору Цолову.

Слушая полковника фон Хольтцендорфа, Максим думал о том, что привык воевать на поле боя, в открытую, видя врага своими глазами. Стремясь загладить свою вину, он и здесь, в Испании, собирался сражаться в республиканских войсках, как положено солдату. Теперь же в силу непонятных ему и не совсем приятных обстоятельств он вынужден будет маскироваться, выполнять совсем не то, что он хотел, играть какую-то недостойную, как ему казалось, роль, и он, думая обо всем этом, стал жалеть о том, что согласился на предложение Тодора Цолова и должен сейчас выслушивать указания немецкого офицера, которого он, Максим Селищев, видит впервые в жизни.

— Мне хотелось бы, господин полковник, задать вам один важный для меня вопрос, — сказал Максим, глядя в сторону. — Понимаете, в свое время меня учили воевать лицом к лицу с врагом. Мне будет трудно надеть на себя чью-то чужую личину, каждый день прятаться от самого себя. Вот я и хотел спросить вас честно: не лучше ли будет, если я перейду линию фронта, останусь у республиканцев и буду воевать как солдат?

В комнате наступило молчание. Бармин с сочувствием смотрел на своего друга, Лони тоже. Брови Хольтцендорфа хмуро опустились…

— Мне не очень легко ответить на ваш вопрос, — сказал он. — Вы, конечно, вправе поступить как вам угодно. Заставить вас принять то или иное решение не может никто. Насколько я понимаю, ваша цель заключается прежде всего в том, чтобы принести наибольшую пользу Советской России. Путь, который предложил вам Тодор Цолов, сложный и очень опасный путь, но он ведет к цели, которую вы поставили перед собой, и, я в этом убежден, именно этот путь приведет вас на Родину.

Максим опустил голову, махнул рукой:

— Хорошо. Я постараюсь выполнить все, что нужно. Я ведь спросил просто так, проверяя себя. И потом, мне не хотелось скрывать от вас…

Его перебил пронзительный звонок у входной двери. Полковник Вальтер фон Хольтцендорф посмотрел на часы и сказал, понизив голос:

— Прошу, господа, прекратить разговор. Это штурмбаннфюрер СС Конрад Риге, агент Гиммлера…

4

В этот пасмурный день поздней осени Андрей Ставров с ружьем на плече бродил по густым зарослям обреченного на умирание леса. Его надлежало выкорчевать, а вместо изуродованных, давно забытых людьми верб, тополей, вязов посадить фруктовый сад.

Одетый в ватную стеганку, подпоясанную тяжелым патронташем, Андрей медленно пробирался сквозь сплетения ветвей, переходил глубокие водомоины, на дне которых тускло блестели тронутые мшистой прозеленью остатки воды.