— А как жители Мадрида, — спросил Роман, — выдержат они натиск мятежников? Ведь сегодняшним боем дело не закончится.
— Мадридцы — герои, — сказал Ермаков, — они готовы глотку перегрызть врагу. Дать бы им всем оружие! Но оружия не хватает, и они вооружаются кто чем может: топорами, крестьянскими вилами, ножами. Доходит до того, что женщины держат на верхних этажах крутой кипяток, чтобы лить его на головы мятежников, если они ворвутся в город. К отпору готовы все, даже старики и дети. Я уж не говорю о солдатах, о народной милиции. Самое же главное то, что на наших глазах по призыву коммунистов рождается настоящая армия республики. Она еще себя покажет!
Услышав глубокий вздох Леси, Ермаков оглянулся, замолчал, приложил палец к губам. Сидя на диване, Леся спала. Выйдя на цыпочках, Яков Степанович вернулся с подушкой и одеялом.
— Уложи ее, Роман, — тихо сказал он, — пусть поспит как следует. Хотел я отвезти вас к реке, но передумал. И ей и тебе надо отдохнуть. Бои только начинаются…
Роман снял с ног Леси туфли, расстегнул ворот куртки. Леся открыла глаза, слабо улыбнулась и, не замечая Ермакова, обняла Романа.
— Спи, Лесенька, — сказал Роман, — а мы с Яковом Степановичем посидим немного…
В соседней комнате они просидели почти до рассвета. Ермаков достал бутылку хереса, маслины.
— Твоя Леся славная дивчина, — неожиданно сказал он, — смотрю я на нее, и мне кажется, что она моя дочка.
— Я ее люблю, — глухо сказал Роман.
Ермаков помолчал, налил вина в стаканы, посмотрел на Романа и заговорил, понизив голос:
— Вот что… ты ей об этом — ни звука. Сегодня мне сообщили, что ее отец, Елисей Павлович Лелик, неделю назад был тяжело ранен под Толедо, его захватили мятежники и после зверских пыток расстреляли…
Яков Степанович повертел в руках стакан.
— Чего опустил голову? — зло сказал он Роману. — Давай, камарадо Росос, выпьем за победу над этой белогвардейской сволочью. Хотя, надо тебе сказать, не все белогвардейцы одинаковы. Были тут у меня недавно два русских эмигранта, один из них даже из князей. Честные ребята. Они нам здорово помогли, раскрыли чуть ли не всю подготовку наступления Франко на Мадрид. Таких мы можем поблагодарить. А вообще сюда, в Испанию, сейчас едут тысячи честных людей из многих стран. Испанский народ отвергает диктатуру генералов. Все это хорошо. Но чем против них воевать? Где оружие? Проклятый Комитет по невмешательству, по сути дела, играет на руку мятежникам…
Роман рассеянно слушал Якова Степановича. Узнав о смерти Лесиного отца, которого ему так и не пришлось увидеть, но о котором Леся не раз рассказывала, он понял, какой страшный удар обрушился на любимую девушку, оторванную от родной земли и все время мечтавшую о встрече с отцом. Понял Роман и то, что теперь, когда Леся осталась одна, он, Роман Ставров, отвечает за нее перед ее далекой отсюда матерью, которая живет только ею, перед всеми товарищами, которые знают о его любви, наконец, перед собственной совестью, которая подсказывает ему: «Люби, береги и жалей ее, твою жену…»
5
Станичникам казалось, что долгой, почти бесснежной зиме не будет конца. Весь февраль и добрую половину марта держались морозы, нудно дул северный ветер. Потом ветер повернул с востока, поднял в калмыцких степях густые тучи пыли и понес их к Дону. Небо стало рыжим, пожелтел лед на реке, но по льду с одного берега на другой бесстрашно переходили люди. Весной и не пахло.
Чуя, что все положенные сроки проходят, в станицу дважды прилетали скворцы, но ни веселых их песен, ни призывных высвистов никто не слышал. Унылые, нахохленные скворцы, горбясь от холода, час-другой сидели возле пустых скворечен, а потом, сбившись в стайку, снова улетали на левобережье, поближе к югу…
Весна ворвалась внезапно. Темной мартовской ночью низкие, тяжелые тучи затянули небо, пошел мелкий теплый дождь. Утром в колеях проселочных дорог, отражая небесную хмарь, тускло заблестели свинцового оттенка лужи. На прибрежных тополях закаркали, оживленно переговариваясь, вороны. Все вокруг — камышовые крыши домов, плетни, голые ветки деревьев — повлажнело. Из-за реки вернулись, всю станицу огласили радостным пересвистом скворцы…
Наморенный предвесенними хлопотами в совхозе, Андрей Ставров чуть не проспал этот торжественный час. Разбудила его Федосья Филипповна. Робко постучав в дверь его комнатушки, она прислушалась и сказала взволнованно:
— Поднимайтесь, Андрей Митрич! Лед пошел! Вся станица побегла к Дону!
Андрей быстро оделся, умылся и выскочил во двор. Всходило солнце. На соломенной крыше низкого базка, хлопая крыльями, горланил красный петух. В базке протяжно мычала корова.
У ворот Андрея ждали Егор Иванович и Наташа. Откинув на затылок потертую, с давними пролысинами заячью шапку, чисто выбритый Егор Иванович счел нужным упрекнуть Андрея:
— Долго спишь, Митрич! Так можно проспать и царство небесное. Пора привыкать к деревенской жизни.
Карие глаза Наташи смеялись. Она поддержала Егора Ивановича:
— Правда, что долго спите!