Нахлобучив старую соломенную шляпу так, что из-под нее торчал только крючковатый орлиный нос, Егор Иванович не спеша шагал от дерева к дереву, хищно высматривая на коре яблонь яйца или гусениц плодожорки. Андрей любил наблюдать за этой его работой и частенько сам помогал ему: черпал из кадушки и подносил ведра с приготовленным настоем, острым кривым ножом счищал больную кору или удалял сухую ветку.
По воскресеньям в сад приходила Наташа. Как только началась война, она поступила на курсы медсестер при районной больнице, устроилась там в общежитии. Но каждую субботу вечером, отвязав лодку, упрятанную в поросшей камышом протоке, переправлялась через Дон и приходила домой, чтобы искупаться, взять харчишек, отдохнуть. При этом Наташа скрывала от всех, а больше всего от самой себя, что не харчи и не отдых влекли ее в Дятловскую, а главным образом желание хоть один раз в неделю увидеть Андрея. С этим желанием она не могла бороться.
Дома Наташа, расчесывая гребнем мокрые, потемневшие после мытья волосы и рассказывая матери обо всем, что видела за неделю в больнице, как бы невзначай спрашивала:
— Андрей Дмитриевич совсем перешел жить в сад или как?
Федосья Филипповна разводила руками:
— Кто его знает, доченька. Часом забежит, спросит, чи не было ему писем, возьмет газеты и опять уходит в сторожку к дядьке Егору. Днюют и ночуют вместе.
— Вы бы, мама, сготовили что-нибудь вкусное, — задумчиво говорила Наташа, — я утром отнесу им. А у дяди Егора свежей рыбки возьму, вы же любите рыбу…
Утром она надевала праздничное свое платьишко и, провожаемая насмешливыми взглядами станичных девчат, спешила с корзинкой в сад.
Вслед ей неслось:
— Поглядите, девки, Наташка Татаринова до агронома побегла.
— Чего доброго, отобьет его у жинки.
— Прямо стыд потеряла, бежит до женатого середь белого дня…
Девчата, однако, злословили напрасно. Никакой осознанной цели у Наташи не было. Она знала, что Андрей привязан к своей красивой жене, что он тоскует в Дятловской. Но, сама полюбив Андрея, не могла совладать с собой. Чувствуя, что может стать посмешищем для всей станицы, ругала себя, давала себе слово не ходить больше в сад и снова — в который раз! — безвольно шла к садовой сторожке, чтобы увидеть того, без которого уже не могла жить…
После принесенного ею завтрака Андрей и Егор Иванович обычно заводили разговор о войне. Егору Ивановичу вспоминалась война гражданская, служба его в частях Червонного казачества под началом Виталия Примакова.
Андрей при этом ронял невесело:
— То была совсем другая война — тачанки, сабли, а теперь танки да авиация.
— Ты, Митрич, не боись, немец и с танками до своего достукается, попадет нам на мушку, — уверял Егор Иванович.
Наташа в их разговор не вмешивалась. Только однажды, перебрасывая с ладони на ладонь подобранное под деревом недозрелое яблоко, вдруг сказала задумчиво:
— Так мне, должно быть, и не придется попробовать яблок из нашего сада.
— Это ж почему? — удивился Егор Иванович.
— Потому, дядя Егор, что на фронт уйду скоро.
Андрей пристально посмотрел на девушку. За последний год она как-то незаметно повзрослела, движения ее обрели мягкость, небольшая ладная фигура окрепла. Любуясь ею, не удержался от шутки:
— Как только ты, Таша, появишься на фронте — Гитлер пропал.
Она исподлобья взглянула на него:
— Напрасно вы смеетесь. Ничего смешного нет.
Андрею стало неловко. Он шагнул к Наташе, коснулся ее локтя:
— Извини, Ташенька. Не обижайся. Всем нам, видно, одна дорога — на фронт…
Довольно часто вместе с Наташей в сад приходил секретарь парткома Володя Фетисов. Как-то они притащили сюда новую мелкокалиберную винтовку.
— Что это вы вооружились? — усмехнулся Андрей.
— Да вот хотим попросить Егора Ивановича, чтобы он поучил нас стрелять, авось пригодится, — ответил Володя.
А Наташа вытащила из корзинки картонные коробочки с патронами, протянула их садовому сторожу:
— Командуйте, дядя Егор.
Егор Иванович был единственным в Дятловской охотником. Стрелял он отлично и очень гордился этим.
Все они спустились тогда к реке. В крутом склоне высокого берега Володя руками сделал подобие ниши, поставил туда пустую консервную банку, отмерил от нее двадцать пять шагов.
— Бери, дочка, винтовку, — приказал Егор Иванович. — Будешь стрелять первой. Начнем с положения лежа.
Он объяснил, как надо держать винтовку, как совмещать мишень с мушкой и прорезью в прицельной рамке, каким образом плавно, легко, без дерганья, нажимать на спусковой крючок.
Наташа легла на живот, уперлась локтями в горячий песок, слегка раскинула ноги, прижимая коленями юбку, я старательно стала целиться. Трое мужчин стояли в стороне, молча наблюдая за ней. Наконец раздался сухой щелчок выстрела. Жестяная банка подпрыгнула и скатилась вниз.
— Молодец! — в один голос закричали мужчины.
— Для первого раза куда лучше, — одобрительно сказал Егор Иванович, — только целишься ты, доченька, дюже долго. Будто молоко везешь. Немец не станет дожидаться, покедова ты его выцелишь.