Сотворение мира.Книга третья

Однако ни Руофф, ни другие немецкие генералы и фельдмаршалы не могли пока выполнить один из самых важных пунктов директивы Гитлера: окружить и уничтожить за Доном обороняющиеся советские армии. Не прекращая тяжелых арьергардных боев, войска маршала Тимошенко отходили все дальше на юг…

Среди советских генералов, организовавших оборону Кавказа, существовало мнение, даже убежденность, что немецкие дивизии с их громоздкой боевой техникой не в состоянии преодолеть высокогорные перевалы Главного Кавказского хребта, тем более осенью, когда в горах идут дожди, начинают бушевать метели. Видимо, поэтому основное внимание уделялось Терской долине с ее выходами на Грозный, Махачкалу, Баку и обороне морского побережья от Новороссийска до Поти — последней базы Черноморского флота.

Появление так называемых альпийских стрелков в полосе советской 46-й армии, обороняющей высокогорные перевалы, для многих оказалось неожиданностью. Об этом немедленно было доложено в Ставку Верховного Главнокомандования.

Ставка ответила директивой, в которой подчеркивалось:

«Враг, имея специально подготовленные горные части, будет использовать для проникновения в Закавказье каждую дорогу и тропу через Кавказский хребет, действуя как крупными силами, так и отдельными группами. Глубоко ошибаются те командиры, которые думают, что Кавказский хребет сам по себе является непроходимой преградой для противника. Надо крепко запомнить всем, что непроходимым является только тот рубеж, который умело подготовлен для обороны и упорно защищается. Все остальные преграды, в том числе и перевалы Кавказского хребта, если их прочно не оборонять, легкопроходимы».

Ставка требовала наряду с прочной обороной Военно-Грузинской, Военно-Осетинской и Военно-Сухумской дорог прикрыть подступы к перевалам Геби-Вцек, Донгуз-Орун, Клухор, Марухский, Цагеркер, Псеашхаша, завалить взорванной породой свыше двадцати других перевалов, горных проходов и два наиболее опасных при наступлении немцев ущелья.

Однако командир 49-го горнострелкового корпуса немцев генерал Рудольф Конрад не стал медлить. 18 августа отряды 1-й альпийской дивизии «Эдельвейс» захватили на эльбрусском направлении перевалы Хотю-Тау и Чипер-Азау, туристские базы «Кругозор» и «Приют одиннадцати», ворвались на Клухорский перевал. 21 августа группа гауптмана Карла Грота водрузила имперский флаг на вершине Эльбруса. 25 августа немцы овладели наиболее близким к Гагре перевалом Санчаро, а через неделю ворвались на перевал Умпырский.

Между Эльбрусом и горой Ушба, в верховьях реки Ингури неподалеку от перевала Донгуз-Орун-Баши, с незапамятных времен существуют тропы, проложенные охотниками и пастухами-сванами. Тропы эти изменчивы, бывают, погребет их под собой камнепад, обрушится тысячетонная лавина вечных, никогда не тающих снегов или медлительно наползет ледник, и тогда неугомонные обитатели гор ищут новые проходы, прокладывают новые тропы, столь необходимые для их нелегкой жизни.

Одну из таких высокогорных троп приказали оборонять небольшому отряду под командованием лейтенанта Андрея Ставрова. Новое звание Андрей получил досрочно, прочных командирских навыков он еще не приобрел, побаивался ответственности за выполнение этого боевого задания, да ведь на войне ни от каких заданий отказываться нельзя — за труса посчитают!

Отряд состоял из девятнадцати человек. Все они бывали в горах, но только двое — студент-филолог Тбилисского университета Гурам Кобиашвили и учитель из Киргизии Сергей Синицын — считались опытными альпинистами-спортсменами. Проводником отряда назначили молчаливого свана дядю Григола — так его звали все бойцы. На сборы командир полка майор Бердзенишвили, тот самый, что был начальником горнострелковых курсов, на которых учился Андрей, дал всего два дня.

Выступили в назначенный срок. Пока было возможно, уложенные в легкие арбы боеприпасы, провиант и горное снаряжение везли на лошадях; силы низкорослых смирных ишаков берегли для самых трудных переходов. Вначале шли берегом реки Ингури, наслаждаясь теплым августовским днем, перебрасываясь веселыми шутками. Кто-то даже песню запел. Здесь, в этой неширокой речной долине, все было таким тихим и мирным, что никто не хотел задумываться, каково будет там, на высокогорных тропах, среди скал и ущелий, куда двигался маленький отряд.

Чем выше поднимались, тем заметнее суживалась долина, скалы ближе подступали к берегам сверкавшей кипенно-белой пеной реки. Дважды останавливались на короткие привалы. Заночевали в лесу, где уже почти не встречались раскидистые буки и дубы. На крутом склоне преобладали сосны, остро пахло хвоей.

Посасывая у костра короткую свою трубку, проводник-сван обронил:

— Кони дальше не пройдут. Надо, командир, вьючить ишаков.

— Хорошо, дядя Григол, — согласился Андрей, — утром коней отпустим…

Костер пришлось поддерживать всю ночь, потому что откуда-то наползали влажные, холодные туманы, тянуло сыростью. Люди мерзли, жались к костру.