Сотворение мира.Книга третья

На рассвете к Андрею, лежавшему под сосной, подполз, боязливо помахивая хвостом, довольно большой щенок с темной короткой шерстью. Андрей повернулся к нему, поманил рукой, заговорил вполголоса:

— Ты откуда взялся? Замерз, что ли?.. Чей же ты будешь? Ничей? Голодный небось? Ну иди, братец, сюда, под шинель, погрейся малость. Иди, иди, не бойся. Я тебя не обижу.

Отряхиваясь и посматривая на Андрея, щенок доверчиво залез под приподнятую полу шипели и свернулся клубком возле теплых колен человека, засопел от удовольствия. «Эх, животина, — думал Андрей, — без людей ты жить не можешь. А ведь не знаешь, что среди обожаемых тобой людей есть фашисты и сколько человеческой крови льется сейчас на земле…»

Над горами зарозовело небо. Один за другим стали подниматься бойцы. Зябко поеживаясь и подергивая плечами, забегали по мокрой поляне. Встал и Андрей. Вскочил сонный щенок, громко, во весь голос, протяжно зевнул.

Кто-то сострил грубовато:

— Глядите, пока мы спали, лейтенант пополнение принял!

— Этот Пусик за главного разведчика у нас будет.

— Он и в боевом охранении не подведет!

Опускаясь на корточки, бойцы поглаживали черного с бронзовым отливом щенка, совали ему куски сахара, сухари, открыли банку с консервами. В этой всеобщей жалостливости бойцов к щенку, заблудившемуся в горах, проявилась доброта, свойственная неиспорченным, неразвращенным людям, и Андрей обрадовался, что судьба подарила ему таких боевых товарищей.

— Ладно, ребята, хватит! — сказал он мягко. — Давайте-ка завтракать да ишаков вьючить. Нам пора в путь…

Завтракали, однако, неторопливо. Отрываясь от еды, посматривали вверх, на залитый солнцем зеленый альпийский луг, где чуть приметными точками белела овечья отара. А еще повыше, за лугом, ослепительно сверкали льды и снега горных вершин.

Щуря зоркие глаза под нависшими седеющими бровями, дядя Григол оповестил:

— Пастухи к нам едут.

Приглядевшись попристальнее, Андрей увидел: по зеленому лугу действительно спускались на низкорослых лошадках два всадника в черных бурках и таких же черных лохматых папахах. Щенок вскочил, настороженно зашевелил длинными ушами и залился звонким лаем.

Бойцы подзадоривали:

— Ай да Пусик!

— Молодец!

— Ты у нас наблюдателем будешь…

Всадники в бурках приближались медленно. Поперек седел у них лежали тушки освежеванных баранов, а по бокам болтались мокрые холщовые мешки. Передний всадник, загорелый горец, приветственно поднял руку и еще издали заговорил гортанно:

— Счастливой вам дороги, товарищи бойцы! Просим вас принять маленький подарок от колхоза «Красная Сванетия»! Вот, пожалуйста, возьмите молодых барашков и овечий сыр.

Тем временем второй всадник, пожилой человек с крючковатым орлиным носом и коротко подстриженными усами, остановил взгляд на Андрее и вдруг, уронив баранью тушку, соскочил с лошади, закричал:

— Митрич! Андрюха! Да родной же ты мой! Гляди, где сустрелись! Ну, здорово, землячок дорогой!

Андрей замер от удивления. Раскинув руки, к нему бежал Егор Иванович Ежевикин. Сбив на затылок лохматую папаху, он обнял Андрея, ткнулся в его щеку острым холодным носом и зачастил скороговоркой:

— У нас тут и племянничка моя родная, Наташка Татаринова, и подружка ейная Ира Панотцова, и однорукий чабан Горюшкин, и Полтора Километра, и Панка Бендерскова. Дятловский скот мы от немцев угнали. По пути натерпелись лиха — не приведи господь: и под бомбежкой раза три были, и через перевал еле-еле перебрались. А вот уже с неделю, как добрые люди пристанище нам дали на своих овчарнях. Там у них каменные сакли для чабанов понастроены. С печами, с окошками, все честь по чести. Колхоз называется «Красная Сванетия»…

Егор Иванович продолжал рассказывать еще что-то, но Андрей уже не слушал. То, что Наташа Татаринова оказалась здесь, несказанно обрадовало его.

— Далеко до вашей овчарни? — взволнованно спросил Андрей. — Хотелось бы повидаться с Наташей… со всеми…

Егор Иванович гостеприимно раскинул руки:

— Да тут, Андрей Митрич, совсем рядом, километров шесть — не больше. Я зараз смотаюсь туда и через часок вернусь…

Не дожидаясь ответа, он вскочил на коня и умчался.

Под строгим надзором Кобиашвили бойцы стали вьючить смирных, выносливых ишаков. Андрей молча ходил по поляне, думал о Наташе, о колхозных овчарнях, где можно будет организовать основную базу отряда — держать там резервные боеприпасы и провиант, эвакуировать туда раненых.

Перевалка грузов с двухколесных арб на ишачьи спины была почти уже закончена, когда Андрей заметил трех всадников, галопом мчавшихся к отряду. В одном из них он узнал Наташу и, помимо своей воли, кинулся ей навстречу. В наброшенной на плечи белой бурке и такой же белой папахе Наташа скакала, склонясь к шее лошади. Поравнявшись с Андреем, рывком натянула повод, свалилась на землю. Попыталась встать, но запуталась в полах бурки. Андрей подхватил ее и, целуя, спросил:

— Не убилась?

У Наташи ныла рука, боль пронизывала ушибленное колено, но она улыбнулась, заговорила бодро.: