Сотворение мира в иконографии средневекового Запада. Опыт иконографической генеалогии

Рассмотрев судьбу важных «фланкирующих» элементов композиции Сотворения мира «римского типа», мы обратимся к элементу «низшего разряда» — вариантам изображения Бездны (Abyssus) в западноевропейском искусстве. Наше внимание вновь сосредоточено в первую очередь на регионе и периоде, ставших своего рода горнилом иконографических изменений в этой области, — Центральной и Южной Италии XI–XII веков.

Как было показано выше, к середине XI века в циклах Сотворения мира в монументальной живописи[598], миниатюре[599] и предметах декоративно-прикладного искусства[600] Центральной и Южной Италии складывается иконография Первого дня Творения, в общих чертах восходящая к утраченным в начале XIX века фрескам базилики Сан-Паоло-фуори-ле-Мура (илл. 16, с. 167). При сохранении неизменного типа композиции (полуфигура Творца в полусфере над «пейзажем» Творения) устойчивой эту схему назвать сложно. Все элементы, кроме фигуры Творца, варьируются: персонификации Света и Тьмы могут заменяться ангелами, дисками с надписями или персонификациями светил. Еще большая вариативность свойственна и самой нижней части композиции, где традиционно помещается изображение Духа над Бездной: в разных вариантах «римского типа» Бездна (Abyssus) может быть представлена по-разному. Во-первых, это может быть лик старца (мозаика в Монреале; илл. 29, с. 178, 170); этот мотив изолированно, вне сцены Творения присутствует также в памятниках монументальной скульптуры того же периода, преимущественно Южной Италии[601]. Во-вторых, это может быть женский лик с распущенными волосами (пластина из Монтекассино; илл. 27, с. 176; фрески капеллы св. Фомы Беккета в Ананьи (илл. 25, с. 174)) и, наконец, в-третьих, просто диск среди волн (фрески нефа ц. Сан-Джованни-а-порта-Латина в Риме (илл. 23, с. 172) либо волны или четыре струи, напоминающие райские реки, а также обитатели морского дна (фрески ц. Санта-Мария в Чери (илл. 24, с. 172), Библия из Перуджи (илл. 22, с. 171), вплоть до заальпийской Библии из Сувиньи (илл. 52, с. 310)). В ряде случаев на месте Бездны просто нет ничего (Палатинская Библия (илл. 17, с. 168), Библия из Тоди (илл. 19, с. 170)).

Парадокс заключается в том, что, судя по акварелям А. Эклисси, заказанным кардиналом Барберини, в раннехристианском протографе персонификация Бездны отсутствует (илл. 16, с. 167)[602]. Поскольку докаваллиниевский оригинал нам недоступен, мы вынуждены вслед за Г. Кесслером[603] предположить, что значительная вариативность некоторых элементов связана уже не с раннехристианским протографом, а с процессом иконографического творчества в XI–XII веках, предполагающим возможность черпать детали из разных источников.

Итак, наибольшая степень вариативности свойственна именно нижней части композиции — изображению Бездны. Это доказывается тем, что оно может в ряде случаев просто отсутствовать, тогда как персонификации Света и Тьмы или персонажи, их замещающие, непременно присутствуют в каждой композиции. C несколько меньшим постоянством, но все же в большинстве композиций присутствует и изображение Духа в виде голубя[604]. Высокая вариативность изображений Бездны и ее отсутствие в доступной нам копии фрески Сан-Паоло дает нам возможность предположить, что в раннехристианском протографе первоначально не было персонификации, а изображение Бездны было «пейзажным» или вовсе отсутствовало.

Попытаемся рассмотреть пути проникновения этих разных вариантов персонификаций. Из простого перечисления становится явным парадоксальное обстоятельство: Бездна (лат. Abyssus женского рода) может быть представлена как мужской, так и женской маской. За каждой из персонификаций стоит свой античный прототип.

Старец-Океан