Мирра, все же потянувшись к полам футболки, судорожно оглянулась на вход. Там не было даже намека на дверь, и ее это беспокоило. Но потом она вспомнила, что почти неделю была заключена в консервную банку, и имела возможность умыть лицо всего пару раз.
— Одежду бросай в этот таз, — женщина отметила нужный, налив туда воды. — Ну живее.
Не в силах не повиноваться Назирэ, Мирра принялась поспешно стягивать с себя одежду, ужасаясь при этом, какая она грязная и буквально просоленная потом. Если бы не вода в тазу, джинсы туда пришлось бы поставить, как и футболку. А так они намокли и стали похожи на грязь в луже.
Обнажившись, Мирра шустро юркнула в воду, даже не обратив внимание на то, что с другой стороны кадки имелась небольшая стремянка на две ступеньки. И не смотря на незавидное свое положение, мылась она с удовольствием, осознавая, что горячая вода — это самое большое на свете счастье для человека. А о том, что еще раз помыться в горячей воде ей возможно не доведется, она старалась не думать.
Отставив ведро, Назире поставила на небольшую полочку, висевшую совсем рядом на стене, горшок с коричневой склизкой жижей. Это, как Мирра и предполагала, было мыло, и оно вполне неплохо мылилось. Помимо консистенции и цвета, еще и запах оставлял желать лучшего, но не смотря на это Мирра намылилась на три раза. Потом Назирэ помогла ей вымыть голову. Волосы тоже пришлось намыливать неоднократно. Затем эта грубая женщина, что-то напевая себе под нос, расчесывала укутанной в грубое полотенце Мирре волосы резным гребнем. Она ворчала время от времени, но при этом выглядела довольной.
Когда пришел черед одеваться, со стороны прохода послышался голос все того же охранника. Он убеждал, хотя не очень навязчиво, что еще немного, и его самого погонят через весь город на привязи. Мирра подумала, что не прочь была бы поменяться с ним ролями.
Газирэ, не обращая внимание на слова охранника, продолжала расчесывать Мирру. Прокопушка продолжал придумывать кары от неведомого прокуратора, которого через раз называл Первым, а время от времени вставлял, что ей-то — Назирэ, конечно и дела нет до этого. Она же, по слухам, его сестра. Мирра же думала о том, что эта приятная нега чистого тела, расслабленного после горячей воды, завернутого в чистую ткань, и еще когда тебе так ласково перебирают волосы, скоро закончится.
— Ну что ж, и правда пора, — сказала Назирэ.
Проведя по волосам пленницы в последний раз, она поднялась со скамейки, а в воображении Мирры предстал таз с ее грязными вещами и она даже представила, что натягивает их на себя прямо такими, какие они есть. А потом она испугалась мысли, что раз вещи нельзя надеть от того, что они мокрые, ей и правда придется идти голой. В одном панцире.
— Одевайся, — все такой же зычный голос Назирэ вырвал Мирру из плена ее неприятных мыслей. — Да пошустрее.
Вздрогнув, Мирра повернулась и увидела в руках женщины длинную серую рубаху. С благодарностью приняв одежду, она торопливо натянула ее на себя, и та оказалась в самый раз. Назирэ оглядела пленницу с ног до головы, расправила складки на плечах. Впервые и так едва заметная улыбка сошла с ее лица.
— Пойдем, — вздохнула она, кивнув в сторону выхода.
— А моя одежда? — удивилась Мирра. — Я бы постирала, а когда она высохнет.
— Это хорошая одежда, — пробормотала женщина, — и она еще пригодится, но, боюсь, уже не тебе.
Эта казарма была ничем не лучше, чем прежняя, даром что это Оплот, а там было всего лишь Убежище. То есть это же что-то вроде столицы, и здесь все должно быть лучше. Но на деле было иначе. Хотя кормили здесь кажется даже хуже, хотя такое, как Макс думал раньше, попросту невозможно. А ведь пока они добирались сюда, питание стало почти нормальным. Есть одно мясо, отварное или запеченое в глине, хотя чаще всего попросту зажаренное над костром или на углях, было утомительно, но зато его было вдосталь.
Макс уже привык, что не смотря на полуголодное существование, каждый день необходимо проводить на тренировочном плацу, занимаясь по кругу то строевой подготовкой, то боевыми искусствами, то махать жалким подобием меча, и колотить им по чучелу, а то и простой физухой — наматывать круги, качать пресс или отжиматься. Да и во время перехода до Оплота, хоть и ели от пуза, они шли от рассвета и до заката почти без остановки. И поэтому сейчас, когда их опять кормили жидкой кашей на воде и голых костях, да еще и из казармы было некуда выйти, так как места на плацу было попросту недостаточно, а следовательно нечем заняться, Макс приуныл. Ведь безделье, да еще и на голодный желудок способствовало неприятным мыслям. Это он давно за собой заметил. Да еще и Свен куда-то запропастился. С другими ребятами из своего десятка Макс ладил неплохо, но поговорить с ними было не о чем. Все их разговоры сводились к тому, что неплохо бы отдохнуть, пожрать, и пощупать бабу, да желательно чтобы она была не тощая. О том, что всего каких-то полгода назад его мысли были примерно такие же он старался не думать, но именно в такие моменты — когда нечего делать, это как раз и не получалось.