Согласно часам Хеда, он прождал шесть минут. Затем двери пустой и холодной комнаты распахнулись, и вошла Этель Перри. Она была выше старшей сестры, и так же хорошо накрашена, как и последняя. Но на этом сходство оканчивалось. У нее были полные, красные и соблазнительные губы, красивые, блестящие золотистые волосы и темно-синие глаза на эталонно красивом лице, выражение которого обычно передавало почти детскую невинность и чистоту. Но когда она испуганно смотрела на Хеда, ее глаза заволокли слезы, а красные губы дрожали. Девушка неестественно побледнела.
– Сожалею, что вынужден побеспокоить вас, мисс Перри, – твердо начал Хед. – Вам известно о том, что произошло после того, как сегодня рано утром вы покинули усадьбу.
Она склонила голову, бессловесно выражая согласие. Когда она подняла взгляд, ее пальцы нервно теребили друг друга.
– Но я хочу спросить вас о том, что происходило до того, как вы ушли, – продолжил инспектор. – На случай, если вы знаете что-либо, что поможет разыскать того, кто стрелял в мистера Картера. В течение вечера вы долгое время были возле него.
Последняя фраза прозвучала почти вопросительно. Девушка зарделась и опустила взгляд куда-то на пол; она так и не ответила.
– Также я хотел бы знать, о чем вы говорили, – не дождавшись ответа, продолжил Хед.
Девушка все так же молчала. Румянец исчез с ее щек почти так же быстро, как и появился.
– Мисс Перри, о чем вы говорили? – настаивал инспектор.
– О… о многом, – прошептала Этель.
– Например?
– Мистер… мистер Картер пообещал мне роль в новом представлении, – нервно и нерешительно ответила девушка. – Я… он… Ох, я не могу!
– Но вы должны, – инспектор был непоколебим. – Он пообещал вам роль в новом представлении – это был «Весенний огонь», который вскоре начнется в «Квадрариане». А взамен?..
– Нет! О, нет! – жалобно выкрикнула Этель.
Но инспектор не чувствовал сострадания.
– У меня есть показания девушки по имени Филлис Тейлор, которая вошла в гостиную усадьбы, когда вы были там с мистером Картером. Мисс Перри, вы хотите рассказать эту историю публично, на дознании?
– Ой, смилуйтесь! – выдохнула она, утратив всякое самообладание. – Я так хочу попасть на сцену – уход за больными – это не мое! И он пообещал мне роль – он сказал, что может все устроить, показал письма. Я не хотела ничего плохого, а теперь этот шанс упущен, а вы… вы уничтожите меня!
– Нет, я не сделаю этого, если вы возьмете себя в руки и дадите связные ответы на все вопросы, – холодно возразил Хед. – Вы говорили о роли в представлении. О чем-нибудь еще?
– Он… он амурничал со мной, – призналась девушка.
– На этот счет, как я уже говорил вам, у меня есть показания. Если я буду удовлетворен вашими ответами, эти показания не станут обнародованы, и ваша связь с покойным, какой бы характер она ни носила, останется в секрете. Вы говорили о роли, и он приударил за вами. Что-нибудь еще?
– О… о том, как высокомерны здешние люди, и о том, как бы ему хотелось убить мистера Невила – из-за той лошади. Скотина Невил, так он назвал его. И… и обо всем, что он сделал для Вестингборо с тех пор, как поселился здесь: о новом крыле больницы, о том, что он жертвовал на восстановление церкви и прочем.
– Да. Что-то еще? Подумайте. Было что-нибудь еще?
– Думаю, он был опечален. Говорил, что иногда ему хочется сбежать от своей прошлой жизни, но он не может.
– Вот об этом я и хочу узнать побольше, – сказал Хед. – Постарайтесь вспомнить каждое слово, которое он сказал на эту тему. Пока что не думайте об остальном.
– Он сказал… как же это было? Да, он сказал, что хочет, чтобы старые призраки не преследовали его, и он хотел бы, чтобы у него не было совести.
– Та, что была у него, кажется, была достаточно растяжимой, – иронично прокомментировал Хед. – Скажите, была ли ясна из его слов природа «призрака»: мужчина это или женщина, или какой-нибудь другой признак?
– Нет. Он сказал об этом как раз перед тем, как мы вернулись к остальным гостям. Казалось, что больше он не хочет думать об этом.
– Как и большинство из нас. Мисс Перри, не можете ли припомнить, не упоминал ли он какое-либо имя? Говорил ли он о ком-нибудь прямо, как о мистере Невиле?
– Да. О каком-то Питере. Словно он размышлял вслух, а не говорил со мной. Питер… имя звучало как-то по-испански. «Тот бедняга, молодой Питер… Вески» Да, Вески – Питер Вески.
– Как по мне, это звучит, скорее, как итальянское, а не испанское имя, – заметил Хед. – Можете припомнить, что он говорил об этом Питере Вески?
– Ничего. Всего лишь одна фраза, и, сказав ее, он взглянул на меня так, словно задумался – а услышала ли я его? Похоже, что он произнес ее неумышленно, не желая, чтобы я услышала. Ох, мистер Хед, я рассказала вам все, что смогла! Вы же не дадите… не дадите людям узнать… – она была не в силах окончить фразу.
– Да, думаю, что могу пообещать вам это. Я не хочу обличать покойника, кем бы он ни был. Он не упоминал никаких других имен? Хорошо подумайте – это важно.
– Нет, никаких, я совершенно уверена. И больше ничего о Питере.