Савин встал со стула и, надевая пальто, сказал Таранцу:
— Я тоже пойду. А ты от Школьникова заявление прими. Он скоро подъедет…
Школьников пришел в начале десятого. Тот же хмурый, внушительный вид, то же чувство своей значительности, только говорил он теперь слегка заискивающе. Окинув взглядом простенькую обстановку кабинета, он пододвинул стул к приставному столику и сел.
— Я выяснил, что украли. Оказалось, достаточно много… Вот список…
Таранец взял протянутый лист плотной глянцевой бумаги и стал внимательно читать написанный убористым четким почерком текст.
«Четыре золотых кольца с бриллиантами, серьги бриллиантовые с изумрудами, две золотые цепочки, золотой брелок с голубой эмалью и изображением женской головки, ажурный браслет золотой, две десятирублевки царской чеканки, шесть ложек обеденных, шесть чайных, шесть десертных — все серебряные, часы японские «Сейко», облигации на тысячу пятьсот двадцать рублей…»
Похоже было, что при составлении списка Школьниковым руководила горечь утраты ценностей. Он сидел притихший. Теперь его было не узнать.
— Вы все указали? — спросил Таранец, откладывая лист в сторону.
— Все. Жулик взял, как говорится, подчистую, — откашлявшись, произнес Школьников хорошо поставленным голосом. Сейчас он производил впечатление вполне покладистого человека. — Я попытался изобразить внешний вид, конфигурацию похищенных ценностей. Думаю, вам это понадобится. — Школьников из бокового кармана пальто достал другой лист бумаги.
Таранец подколол его скрепкой к первому. Про себя отметил, что рисунки сделаны достаточно умело.
— Я, можно сказать, теперь на бобах остался, — начал Школьников.
— Не только вы, жена тоже, — уточнил Таранец.
Школьников словно поперхнулся.
— Конечно, и жена… Семья одна, — согласился он. — Серьги — ценность необыкновенная. Год назад один специалист сказал, что стоят они не меньше пятнадцати тысяч! Девятнадцатый век…
— А золотые десятки тоже оценил? — поинтересовался Таранец и, словно наткнулся на мелькнувшую догадку, взял опять в руки плотный лист бумаги с рисунками похищенных вещей. Золотых монет на нем не было.
Школьников взглянул на Таранца и сдержанно улыбнулся.
— Эти десятки памятные. Не для продажи. Я закон знаю.
Трудно было поверить, что всего два часа назад он был несдержан.
— Кто этот специалист?
— Случайно в Трускавце познакомились. У источника. Он заинтересовался серьгами. Потом встретились еще раз, тогда назвал цену.
Попытки Таранца выяснить личность незнакомца из Трускавца угасали одна за другой. Пожалуй, впервые он столкнулся с потерпевшим, который не стремился помочь нащупать хотя бы мало-мальски подходящую ниточку, ведущую к раскрытию кражи.
— Вы напрасно пытаетесь найти воров со стороны. Вор свой, домашний.
Таранец не смог скрыть удивления.
— Да! Да! — уже не сдерживая себя. — Это дело рук сына моей жены. И не ищите других. Помните, я не хотел подписывать протокол? Знаете почему? Скажу откровенно, тогда думал, что вор чужой. — Школьников, словно осуждая себя, укоризненно покачал головой. — Только потом понял, что вы абсолютно правильно записали, что взломов и… как это? — он наморщил лоб. — Да, и отжимов не было. Так должно и быть. И я подписал… Теперь все ясно! Повторяю, кража — дело его рук! У него есть ключи от нашей квартиры. Я прошу вас…
Таранец слушал с интересом. И все же бурная речь Школьникова не произвела на него впечатления, хотя тот и пытался развить свои доводы.
— Это ваши предположения. Наличие ключей ни о чем не говорит. Ему сколько лет?
— Шестнадцать, — голос Школьникова слегка сорвался. В таком возрасте подростки часто бывают несправедливы к родителям. — У мальчишки нет сыновних чувств. Посудите сами: дерзил, грубил, бросил школу, не ночевал дома, советов не слушал… И оказался без образования. Устроился работать, живет в общежитии. Говорят, выпивает…
Таранец спросил:
— А если предположить другой вариант?
— Поверьте, я не ошибаюсь! — Школьников вздохнул. — Уверен, во время моей командировки он ночевал у нас. В конце концов мог зайти в квартиру, когда мы были на работе, — в глазах заметалась ярость. — Как мог он такую подлость сделать? Я завтра же поеду к нему в общежитие и душу вытрясу…
Эти слова встревожили Таранца.
— Вы, товарищ Школьников, никуда не поедете. Я запрещаю вам это делать. Запомните: розыском заниматься — наше дело. И не надо мешать.
Школьников поморщился как от зубной боли:
— Простите, но вы рассуждаете формально, а наше дело родительское.
— С вашим сыном я разберусь сам. Но прежде выясню некоторые вопросы. Попросите свою супругу позвонить мне днем. Я ей скажу, когда подъехать. Ну что ж, приступим к заявлению. Вы где работаете?
— Начальником отдела в министерстве…
ГЛАВА 4