Школьникова в отделение милиции пришла без опоздания. Ровно в пять. Перед Арсентьевым стояла довольно привлекательная женщина с добрыми голубыми глазами. Кивнув и прошелестев шубой под норку, она не спеша опустилась на стул. Пышные каштановые волосы широкими волнами легли на воротник. Школьникова попыталась улыбнуться, словно хотела убедить Арсентьева в своем прямодушии. Коротко взглянув на нее, он не проронил ни слова.
— К вам было трудно добираться. Попала в самый час «пик».
— Сейчас уже все позади, — сказал Арсентьев. — Но будем беречь время. Ответьте не скрывая. Вы допускаете, что ценности взял сын?
Школьникова выпрямилась.
— Нет. Он не мог этого сделать.
— Тогда почему ваш муж ездил в общежитие, обвинил его в краже? Может, были основания?..
— Василий Николаевич не терпит моего сына, и тот платит тем же. Отсюда и подозрения. Я была против поездки. Он поступил неразумно…
— Не терпит? — удивленно спросил Арсентьев. — Он же знал, что у вас ребенок!
— До свадьбы мы об этом не задумывались. Уже потом, перед женитьбой, Василий Николаевич поставил условия. И я… — Глаза Школьниковой наполнились слезами.
— Мне бы не хотелось это обсуждать, — избегая резких слов, проговорил Арсентьев и перевел разговор в другое русло.
— Кто знал, где хранятся ценности?
— Никто.
— А из знакомых мужа?
— Тоже никто.
— Когда вы их видели в последний раз?
Школьникова сосредоточенно посмотрела на свои ухоженные руки.
— Первого января. Я надевала серьги и кольца на Новый год.
— Почему вы решили, что кража совершена позавчера? — Арсентьев с нетерпением ждал ответа.
— Я этого не утверждаю. Позавчера я их просто не обнаружила.
— Мне бы хотелось знать более точную дату.
Школьникова задумалась.
— В январе муж был в командировке. Возможно, в этот период. Я ведь днем на работе. В феврале десять дней болела гриппом. Это время полностью исключено. Из дома не уходила.
Зазвонил телефон. Арсентьев говорил сдержанно:
— Я в курсе дела. Помощи не нужно, — и вновь обратился к Школьниковой: — Извините. Больше ничего не вспомнили?
— Нет! — ответила она глухим голосом. — А вам не удалось напасть на след?
Арсентьев покачал головой. Школьникова сделала скорбное лицо.
— Прошу, не оставляйте меня с сомнениями. Ответьте всего лишь на один вопрос.
Арсентьев подумал, что Школьникову больше интересует розыск похищенных вещей. Неужели для нее они важнее судьбы сына? — и взглянул на нее. Она глаз не опустила.
Спросила напрямик:
— Скажите, что будет мне из-за нелепой истории с сыном? Все настроены против меня! Я ни от кого не вижу сочувствия.
Школьникова стала говорить о своей привязанности к нему, о своих переживаниях… И пожалуй, все это было непритворно. Но Арсентьев понимал, что для искренней любви одних слов мало. Он постарался заглушить желание высказать все, что думал о ней. И не потому, что был во власти докладной записки инспектора. И не оттого, что с парнем получилось нескладно. Понял, что Школьникова в первую очередь думала сейчас только о себе, не о сыне. Перехватив ее короткий взгляд, сказал подчеркнуто четко:
— Дело ведет следователь. Я уверен, вы заинтересованы в истине, в точном соблюдении закона. Не правда ли?
Когда она ушла, Арсентьев еще раз прочитал докладную и задумался. Было обидно за парня и за поступки взрослых. Обычно отношения между людьми бывают ровными, разумными. Но в определенных ситуациях они проявляются с особой силой, с потерей чувства меры. Говорят, родительские чувства безграничны. Но бывает родительская любовь, бывает родительская ненависть. Так получилось и у Школьниковых. Наверное, Оксана Артемьевна знала, что Сергей, похожий на отца, которому она отдала свое первое чувство, раздражал Василия Николаевича. А тот не понял, что мальчишке нужна не только материнская ласка, но и мужское воспитание. Разве женитьба на женщине с ребенком не порождает обязанности по отношению к нему? И Оксана Артемьевна не только жена, но и мать. Дав жизнь, не должна же она забывать великий закон материнства — быть матерью. Арсентьев вспомнил вопрос Школьниковой: «Что будет мне?..» И не стал осуждать себя за сухой, резковатый ответ: «Следствие начато. Но в независимости от результатов будут направлены письма о случившемся по месту вашей и вашего мужа работы. Это я гарантирую».
Его огорчила юношеская опрометчивость Сергея. В шестнадцать лет бывает много обид, обоснованных и необоснованных. Но покушаться на жизнь, когда жизни-то по-настоящему еще не было, — непростительное легкомыслие. Конечно, у парня сложились непростые обстоятельства. Но значило ли это, что нужно поступать так?..
В дверь кабинета Арсентьева стучали только посторонние. Он поднял голову и взглянул на часы. Было около восьми.
Не снимая искристую ондатровую шапку, Школьников порывисто подошел к столу. Он был взволнован. Арсентьев вопросительно поднял голову.
— Слушаю вас, — сказал он, закрывая папку с бумагами.
— Мне бы хотелось послушать вас! — атакующим тоном начал Школьников.
— Я не вызывал…