Соучастники

Все хорошо. В последний момент кое-что поменяли (пришлось найти новую машину для героя на четвертую неделю, но это в рамках бюджета), к завтрашнему дню все готово, в т. ч. реклама. Не терпится начать снимать.

Сильвия написала: Рада слышать. Знала, что могу на тебя рассчитывать.

Я не ответила.

Глава 29

А потом раз – и наступил первый день съемок.

Вызывные листы и маршрутные памятки роздали заранее; в них были график явки для съемочной группы, расположение студии, нужные номера телефонов, чтобы со всеми связываться. Накануне я написала сообщение Зандеру, спросила, как он себя чувствует, не нужно ли мне с чем-нибудь разобраться, пока не поздно.

Я в порядке. Немного нервничаю. Но думаю, все пойдет хорошо. До завтра.

Я, можно сказать, была тронута этим признанием. Даже рептилия способна выказывать уязвимость. С другой стороны, как тут не занервничать? Это был его второй фильм – и совсем другие бюджет и масштаб по сравнению с нашим убогим почином. Весь Голливуд, студии, отборщики Канн, “Сандэнса” и других фестивалей ждали, затаив дыхание – что-то теперь создаст Зандер Шульц? Много воды утекло со времен первых редакций сценария “Твердой холодной синевы”, которых никто не хотел читать.

Отожжем как следует, написала я в ответ, являя господствующую в Лос-Анджелесе типовую бодрость. До завтра!

Тем утром я прибыла на студию пораньше, пока улицы Лос-Анджелеса не запрудил едущий на работу народ. Большая часть съемочной группы встала ни свет ни заря. Холли забрали на машине в пять: ей предстояло три часа причесываться, гримироваться и одеваться. (Единственный способ добиться “естественного” вида, которого требовал Зандер.)

Как и. о. продюсера, я должна была заниматься бесконечными письмами и звонками в офисе, но мне практически нечего было делать на площадке, где все остальные члены съемочной группы были распределены по местам согласно установленной иерархии. Однако в тот день мне нужно было разбираться с пресс-службой, которую ждали к обеденному перерыву. Оператор должен был наснимать закадрового материала, поэтому ей можно было шастать туда-сюда со своей камерой и задавать дурацкие вопросы вроде: “Сегодня первый день съемок. Как вы себя чувствуете?”

Вот вам Голливуд. Разумеется, как же без кино о кино, запечатлевающего чарующий процесс создания фильма. Эту закадровую съемку с площадки претворят в рекламу на телевидении, несколько секунд из нее втиснут в сюжет для “Энтертейнмент тунайт” или “Эксесс Голливуд”; потом смонтируют для бонуса на DVD. Так что мне нужно было проследить, чтобы Зандер прилично себя вел с пресс-службой, хотя она наверняка бесила его тем, что отвлекала от более существенного занятия: собственно постановки фильма.

Когда тем утром я вошла в студию, там была обычная, невероятно тоскливая атмосфера съемочной площадки. Вот еще один миф о кино: будто находиться на площадке весело и увлекательно. Это не так. Большую часть времени это не увлекательнее, чем смотреть, как сохнет краска. Часы уходят на то, чтобы найти ракурс, поставить свет, проложить рельсы для операторской тележки ради каких-то минут, даже секунд съемки. Я часто дивлюсь тому, как благодаря волшебству постпроизводства эти дни и месяцы совершеннейшей тоски каким-то образом превращаются в кино, завораживающее миллионы людей по всему миру.

Зайдя в студию, я увидела группу мужчин, стоящих вокруг съемочной площадки: свет, подвесной микрофон, камера – все было направлено на освещенное пространство, где в декорациях пригородного дома стояла Холли. Быть актрисой – значит вести себя “естественно” в искусственной, специально созданной обстановке под взглядом десятков глаз, следящих за каждым твоим движением на площадке. Это, возможно, самая ненатуральная профессия из всех, созданных для женщин.

Актеров, кроме Холли, мы в тот день не снимали, а все действие происходило в ее пригородном доме: она имела встревоженный вид и произносила те самые реплики, которые мы повторяли накануне. Когда я подкралась поближе к площадке, посыльный вручил мне стакан кофе.

– Вы Сара, продюсер, да? – спросил он. – Соевое молоко, один сахар. Как вы любите.

– Это я. – Я засияла от гордости.

Посыльному, прыщеватому пареньку, на вид было лет пятнадцать. Я мельком подумала, не запрещает ли трудовое законодательство нанимать такую молодежь.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Кори, – воодушевленно ответил он.

– Спасибо, Кори, – улыбнулась я.

Но внимание мое уже обратилось на Холли. Ее рыжие волосы были якобы на скорую руку собраны в пучок, она стояла в бирюзовом махровом халате и смотрела в ненастоящее окно.

– Давайте-ка там свет проверим, – говорил Скотт, наш второй режиссер.