Соучастники

Разговаривать с Сэмми Левковицем мне было не по чину; разговаривать же с одним из его вице-президентов мне, как ассистенту продюсера, пожалуй, подобало.

– Ты уже бывал на “Глобусах”? – спросила я.

Эрик кивнул.

– Один раз. В последний момент позвали, когда кто-то вышестоящий не смог пойти.

Значит, я была не одна такая – с этим ощущением неполноценности, пребывания где-то в самом низу, необходимости карабкаться наверх. Предполагается ли, что мы должны сидеть тихо – или от нас ждут, что мы будем неизменно амбициозны, неизменно безжалостны? Я подумала о том, какими путями идут другие люди.

– Давно ты работаешь у Сэмми?

– Уже три года. Покочевал немного. До этого четыре года работал в агентстве TMC и два – в “Калибре”.

– А, ясно. – Когда работаешь в ведущем агентстве, можешь обозреть весь угрюмый пейзаж нашей киноиндустрии. Я копнула поглубже. – Предпочитаешь работе в агентстве работу у прокатчика?

– Целиком и полностью. – Эрик придвинулся ко мне вместе со стулом. – Работаешь с законченными фильмами, которые уже можно выдавать зрителю. Не нужно умения показывать лицом гипотетические проекты, из которых ничего не получится.

Я подумала обо всех сценариях, запихнутых на полки в нашем офисе, – лихорадочный бред авторов, месяцы потративших на создание того, что так и останется на бумаге, не перейдет на пленку.

– К тому же, – добавил Эрик, – в агентстве мой начальник озверел бы, если бы я приударил за какой-нибудь нашей клиенткой. Когда у Сэмми работаешь, подбираться к дамам гораздо легче.

Он подмигнул мне, произнося последнюю фразу. Мой интерес к разговору вдруг угас.

Ох, снова-здорово, значит. Даже на “Золотом глобусе”.

Разочарование смешалось во мне с отвращением. Я забыла: это же киноиндустрия, тут каждый мужчина может к тебе подкатить. Нужно сжать зубы и терпеть.

Я уже понимала, как пройдет вечер. Эрик будет меня донимать, кокетливо выдавая по крупицам профессиональную мудрость, полный решимости заманить меня попозже вечером в постель. Но просто взять и уйти от Эрика я не могла. Это было бы грубо, это могло бы дурно сказаться на нашей компании. Поэтому я скрепя сердце продолжила разговор.

– А ты? – спросил он. Его взгляд сполз и задержался на вырезе моего платья, где изгиб корсажа охватывал грудь. – Давно с Зандером работаешь?

– Почти шесть лет, – уверенно сказала я. – Я к ним пришла сразу, как выпустилась; тогда нас всего трое было – я, Сильвия и Зандер.

– Ого, давно уже.

Эрик казался удивленным. Я подумала, должна ли я была чаще менять работу внутри киноиндустрии, выискивать получше работодателей, получше должности. Расширять связи.

– Да, пожалуй, – сказала я. – Мне нравится делать фильм от начала до конца. Я много работала с Зандером над сценарием “Твердой холодной синевы”, так что оказаться тут, на “Глобусе”… невероятно для нас важно.

– А ты, значит, развивашка? – пошутил Эрик; так в Голливуде называют руководительниц по развитию. – И если Зандер сегодня выиграет, то обратится к тебе со сцены?

– Ну, я все-таки этим не ограничиваюсь. Когда работаешь в маленькой компании, приходится делать много разных дел. Но да, мое любимое – это сценарии. И получается это у меня, наверное, лучше всего.

– Значит, Зандеру очень повезло, что ты с его сценариями работаешь.

Я никогда раньше об этом в таком ключе не думала, потому что заниматься сценариями мне очень нравилось. Но Эрик был прав. Я хорошо справлялась со сценариями.

– Наверное, – сказала я.

Я поглядела по сторонам, на помещение, заполненное нами, разодетыми в пух и прах, все мы говорили с одной и той же интонацией, застенчиво хвастались – или хвастались откровенно – своими последними достижениями, своими захватывающими новыми проектами. Все мы тешили самолюбие друг друга, искали каких-то знакомств, какого-то хитрого продвижения своих собственных интересов в этом глупом денежном фарсе.

Я ничем не отличалась от всех остальных. Или отличалась?

– Дамы и господа, Голливудская ассоциация иностранной прессы просит вас занять свои места, – провозгласил над собравшимися вкрадчивый, бестелесный мужской голос. – Церемония вручения “Золотых глобусов” этого года начинается!

Вообще говоря, о том, что церемония “Золотых глобусов” вот-вот начнется, тот же самый вкрадчивый бестелесный голос объявлял последние полчаса, загодя предупреждая всех, что общение пора сворачивать. Теперь же, после последнего объявления, свет приглушили, камеры рядом со сценой повернулись к ней, и все в зале замолчали.

Уж что-что, а заглохнуть, когда включается камера, полный зал работников кино сумеет.

Два больших экрана по обе стороны сцены, ожив, передавали изображение с камер в гигантском размере.

Барабанная дробь предварила объявление нашего ведущего. И, несмотря на циничные мысли, только что меня посещавшие, что-то глубоко у меня в животе дрожало от детского восторга, от радостного возбуждения, с которым могло сравниться одно: быть ребенком рождественским утром. Прилив предвкушения, которое никогда не может по-настоящему оправдаться – и до тошноты переполняет тебя надеждой.