Соучастники

сц: Без понятия… Очень надеюсь, что нет. Я думаю, Сара под конец мне не доверяла. Что-то случилось. Она с чего-то взяла себе в голову, что может быть кошкой – а никем, кроме мышки, она никогда быть не могла. Какой бы она ни была умной, как бы она ни впахивала – шансов у этой девочки не было никаких, пока она играла по правилам.

тг: Так вот всегда и будет – кошки-мышки?

сц: Нет. Нет. Я думаю, это изменится. Я гляжу на свою дочь и ее подруг – и надеюсь, что изменится. Как – не спрашивайте, но измениться должно.

Глава 48

В итоге Хьюго согласился на сорок пять тысяч долларов. Я понимала, что это тоже для него не деньги, и, если бы я пришла с адвокатом, то точно могла бы получить больше. Но для меня это было много – зарплата за целый год.

Еще я хотела, чтобы в титрах фильма я называлась продюсером, но Сильвия совершенно недвусмысленно дала понять, что называться продюсером будет она одна. (Так, во всяком случае, сказал Хьюго. Мы с Сильвией к тому времени уже не разговаривали.) Я могла называться только ассистентом продюсера.

Торг был мучительный; добиться чего-то существенного мне удалось, лишь коснувшись того, что произошло со мной, Кортни, Холли.

– А я думал, что вы не знали наверняка, что с ними произошло? – говорит Том.

– Я не знала подробностей того, что произошло, – пояснила я. – Но слышала я достаточно, и на себе испытала достаточно, чтобы знать, что ничего хорошего. Он хотел это скрыть.

– А подписки о неразглашении он с вас не взял?

– Там было что-то вроде подписки, но не совсем она. Наверное, дело в том, что это было самое начало карьеры Хьюго как исполнительного продюсера, и он еще не вполне освоил юридическое искусство заметать следы.

Мы понимаем, что не надо бы смеяться над этой шуткой, но смеемся.

– Это входило в соглашение о моем уходе из компании, так что формулировка была более общая – было сказано, что “я не могу публично разглашать подробности своей работы в компании и т. д., и т. п. в течение десяти лет”. Что-то такое.

– Десять лет, значит? – Том смотрит на меня, подняв брови. – Десять лет ведь уже прошло, да?

– Именно, – киваю я. В моих глазах – озорной блеск. – Десять лет определенно прошло.

– Что вы сделали с деньгами?

– Пожила на них немного. После того как я шесть лет подряд вот так вот вкалывала, было очень сюрреалистично и расковывающе – не иметь рабочих обязательств. Не ездить в офис, не отчитываться перед начальником.

Родители… что тут скажешь – объяснять им, почему я больше не работаю в “Конквесте”, было неловко.

– Они… проводят реструктуризацию компании, хотят набрать новых людей, – промямлила я ничего не понимающим маме с папой, сидя против них в их душной гостиной. Запах стир-фрай из ресторанной вытяжки внизу был особенно силен.

– Но ты же работала на них шесть, семь лет? – нахмурился папа. – Я думал, ты им нравишься.

– Ну, Сильвии там больше нет, – пояснила я. По меньшей мере это была правда. – Так или иначе, это, возможно, к лучшему, мне этот новый начальник не очень нравится.

– Миллиардер британский? Ты его чем-то злишь? – с ужасом спросила мама.

– Я… точно не знаю. – Я отогнала волну тошноты.

– Ну, ты наверняка сделала что-то неправильно, раз это произошло, – объявила мама.

Я заскрежетала зубами. Выпалила:

– Может, я просто не подхожу.

– Как собираешься теперь деньги заработать? – Я заметила, что между маминых бровей появились две тревожные морщинки.

– Да мне как бы некоторое время не нужно будет, – сказала я, пожимая плечами. Рассказала о своих отступных – но условий, которые к ним прилагались, не упомянула.

– Хм… – Папа был озадачен. – Денег у него, наверное, куча. Что, вот так просто – выдали тебе такой большой чек?

Я хотела сказать ему, что чек этот был не такой уж большой – и произошло это не вот так вот просто.

Карен я тоже не стала особенно ничего расписывать. Она, со своей стабильной бухгалтерской карьерой и новой жизнью пригородной мамы, просто не поняла бы. Забыть всю эту историю – и как-то жить дальше.

Поэтому, как любой ответственный иммигрантский ребенок, я положила деньги в банк под высокий процент и бóльшую их часть не трогала. Когда вскоре после того случилась рецессия, я не стала искать новую работу в кино. Наверное, я могла бы воспользоваться своими связями и ее выстрадать, но что-то во всей киноиндустрии казалось… нечистым.

Вместо этого я год путешествовала по миру, экономя на всем подряд. Я впервые провела такую вполне себе кучу времени вне Нью-Йорка, и голова моя немного проветрилась. Я побывала в странах и местах, которые прежде видела только в кино: на обширном высокогорье Шотландии, на изящных улицах Парижа, даже в густых, влажных тропических лесах Таиланда, дрожащих от гудения насекомых.