Девушка повела его по длинному коридору, на полу которого плотными рядами лежали раненые, мертвые и умирающие. Хитоку с болью в сердце смотрел на них. Но мысль о том, что он наконец отыскал свою любовь, не оставляла его. Нужно было заглянуть ей в глаза, чтобы она увидела и вспомнила его. Дракон стал искать повод, чтобы встретиться с ней взглядом или хотя бы прикоснуться к ее ладони. Но врач шла очень быстро, попутно отмечая для себя, кто из раненых нуждается в помощи больше.
– Простите, – решился снова заговорить Хитоку, – как я могу называть вас?
– Камико, – не оборачиваясь на собеседника, ответила врач, – а вас как зовут?
– Хитоку, – ответил дракон, а у самого внутри все перевернулось. Ее зовут так же, как звали его жену! Больше сомнений не было. Оставалось подловить момент и встретиться с ней взглядом, чтобы и Камико узнала его.
Он чуть отстал, чтобы еще раз рассмотреть девушку и удостовериться, что не ошибся и это точно она. Хитоку смотрел ей вслед и не мог поверить своим глазам: даже походка грациозной кошечки осталась прежней. Тела меняются, а душа из жизни в жизнь остается прежней.
– Вот здесь вы можете брать бинты и противоожоговую мазь, – показала на деревянный шкаф со склянками внутри Камико, когда они наконец добрались до перевязочной. Она подошла к комоду и выдвинула широкий ящик. – А здесь у нас лежат антибиотики, чтобы избежать заражения. Рядом пузырьки с обезболивающим… Но его не так много, а раненых прибывает все больше… Боюсь, что на всех не хватит. Пожалуйста, расходуйте его экономно, по возможности. Тратьте его на детей и тех, кто пострадал больше всех и может умереть от болевого шока.
Камико мельком взглянула на него и тут же отвела глаза, не дав Хитоку зацепиться взглядом. Она поклонилась и быстро вышла, бросив на ходу:
– Найдите меня, если вдруг понадобится моя помощь.
Камико ушла, оставив Хитоку разбираться с лекарствами.
– Ладно, позже заставлю ее взглянуть мне в глаза, сейчас нужна моя помощь смертным.
Взяв в руки деревянный гладкий короб с низкими стенками, дракон начал складывать в него как можно больше бинтов и склянок с мазями, антибиотики, шприцы и ампулы с обезболивающим. Оттуда, из-за стен процедурного кабинета, доносился многоголосый стон, наполненный болью, страданием и безумием. Хитоку с трудом отыскал мужчину, чья жена стала горстью пепла. Осторожно, стараясь лишний раз не тормошить, чтобы не причинить боль, присыпал ему раны антибиотиком и смазал мазью. Затем аккуратно наложил бинты и пошел к очередному раненому. Рядом без сознания лежал совсем еще крошечный ребенок, который наверняка недавно научился ходить. Матери рядом не было видно. Малыш с трудом дышал. Из его обуглившейся, местами сожженной до мяса кожи сочилась сукровица. К нему страшно было прикоснуться, чтобы не содрать еще больше клочками свисающую кожу. Хитоку понял, что ребенок вот-вот испустит последний дух. Железные тиски сжали сердце дракона. Он чуть было не взвыл от боли: проклятые чужестранцы на своих железных птицах убили столько людей, из-за них умирают наши дети! Хитоку осмотрелся по сторонам, убедился, что на него никто не смотрит, и приоткрыл мальчику рот. Он решил поделиться с ним дыханием дракона, которое способно продлевать жизнь смертных и дарить им исцеление. Хитоку наклонился над малышом и легонько, чтобы не навредить, подул ему в рот. Поток голубого, мерцающего, словно светлячки в ночи, воздуха полился в открытый рот ребенка. Дракон поделился дыханием совсем чуть-чуть, но и этого было достаточно, мальчик закашлялся и открыл удивленные, ничего не понимающие глаза.
Переходя от одного пострадавшего к другому, Хитоку, сдерживая слезы, спасал жизни смертных. Тем, кто вот-вот умрет, он тайком, стараясь быть не замеченным, дарил свое дыхание. Дракон вытягивал из цепких лап царства Еми всех, кого успевал спасти. Тех, кто уже в ничьей помощи не нуждался, выносили во двор и складывали, словно спиленные бревна – все, что осталось от умерших, когда-то цветущих, наполненных жизнью деревьев.
Время от времени краем глаза он замечал уставшую, но старающуюся держаться стойко Камико. Проходя мимо, она бегло одаривала его измученной улыбкой и снова склонялась над чьим-то обожженным телом. Ближе к вечеру, когда поток раненых немного ослаб, Хитоку начал ловить себя на мыслях, вселяющих страх в его душу.