Читаем Сова летит на север полностью

Миртия поставила кувшин, подхватила канфары — немытые, липкие изнутри.

— Наливай! — махнул рукой пемпадарх…[173]

Когда последний из них уронил голову на стол, она стала искать ключ. Нашла в чашке умбона[174], над которым было нацарапано имя пемпадарха — Теокл.

Замок провернулся с металлическим щелчком. Миртия опасливо осмотрелась — никого, все тихо. Выскользнув наружу, заперла за собой калитку, бросилась в распаханную степь. Долго бежала по заросшей вьюнками меже, сжимая в руке ключ, пока не выскочила на пионовое поле.

Услышав топот копыт, она присела, чтобы не заметили. Со стороны степи к Пантикапею проскакали всадники. Меотка снова поднялась, но не успела пробежать и нескольких шагов, как кто-то метнулся под ноги, повалил.

Колено с такой силой давило в поясницу, что Миртия застонала.

— Полегче, Посий, — раздался рядом мужской голос. — Не видишь, что ли — баба.

Сильные руки перевернули ее на спину, помогли сесть. Из травы поднялись еще люди, окружили.

— Ты кто? — строго спросил тот же голос.

— Миртия, элевтера Афродиты, — сказала меотка, плотнее запахивая ампехону.

— Что ты здесь делаешь?

— Ищу афинян.

— Нашла. И что?

— Мне нужен самый главный офицер — полемарх или стратег.

— Где ж ты его найдешь — ночью, в поле… — голос стал мягче, Миртии показалось, что говоривший улыбается. — Считай, что это я.

Она протянула руку, ощупала одежду — хитон, короткая хламида.

— А где торакс?

Со всех сторон послышались сдавленные смешки.

Командир объяснил:

— Мы разведчики, это все, что тебе нужно знать. Если есть что сказать — говори. Если нет — извини, но мне придется тебя связать и до рассвета держать здесь.

Меотка протянула ключ и тессеру.

— Вот… В стене есть дверь. Стражники спят, я им снотворного дала. Мне Филопатра велела это сделать, чтобы вы без боя вошли.

— Где дверь?

— Если идти вдоль вала к проливу, то напротив гавани. Возле храма Посейдона.

Разведчики обсудили ситуацию, не обращая внимания на Миртию.

Потом Спарток повернулся к меотке.

— Кто такая Филопатра?

— Жрица Афродиты.

Ответ одриса устроил.

— Давай, Посий, одна нога здесь, другая там, — приказал он. — Гоплиты должны быть близко, на закате вышли. Скажи: пусть остановятся и не громыхают амуницией. Мне нужно человек тридцать, не больше.

Когда товарищ исчез в ночи, Спарток снова обратился к пленнице.

— Не страшно?

— Теперь нет.

Даже в темноте меотка поняла: он точно улыбается…

Отряд гоплитов пробежал гуськом по меже, затем прокрался вдоль вала к калитке, прячась в кизильнике, который пантикапейцы не додумались вырубить. Диверсанты были одеты, как простые горожане, но под гиматиями прятали оружие.

Ворвавшись в сторожку, гоплиты вырезали стражу, которая только-только начала продирать глаза. Дождались рассвета, а когда пришла утренняя смена, расправились и с ней.

Затем, разбившись на две группы, двинулись к воротам, выходившим на юг и на запад. На них никто не обращал внимания — считали ополченцами, которые торопятся к месту сбора дема…

Тем временем фаланга подошла к Пантикапею. Перикл разделил армию на две части. Одна встала напротив Нимфейских ворот, другая — напротив Феодосийских. Гоплиты выстроились в боевой порядок, наполнив степь лязгом оружия.

Первый стратег Афин готовился брать город. Матросы понесли по проходам между синтагмами[175] корабельные лестницы. В бой вступили легковооруженные воины: пельтасты метали через вал дротики, пращники закидывали защитников свинцовыми снарядами.

Пантикапейцы начали беспорядочный обстрел неприятеля из луков. Гоплиты тут же подняли гоплоны[176] с изображениями головы Геракла, жертвенного треножника Аполлона и разбегающихся от центра ног Ахилла.

Перикл выжидал.

Вскоре за воротами послышался шум. Пантикапейцы перестали стрелять, пропали с боевого хода. Створки распахнулись. В проеме показался Спарток в окровавленной одежде и с махайрой в руке. Рядом стояли трое, судя по гражданским гиматиям — магистраты. Один из них поднял руку с пучком плющевых стеблей.

Перикл выдохнул: "Все! Сдача!"

От Феодосийских ворот уже скакал вестовой с белым платком в руке — сигналом, что ворота захвачены.

Парламентеры подошли к Периклу.

Магистрат с плющом говорил за всех:

— Мы — архонты и хотим сдать тебе город. Я Каллиад.

Он показал на спутников:

— Это Игиенонт и Федим.

— А где Кизик?

— Сбежал ночью в Феодосию.

Перикл отдал команду вестовым, те поскакали вдоль строя. Вскоре над рядами гоплитов поплыли звуки авлосов. Синтагмы медленно двинулись к воротам. Двумя железными потоками афинская армия вошла в город.

Над Пантикапеем вставал новый день.

5

Народное собрание Пантикапея состоялось сразу после того, как эпибаты установили контроль над коллегиями магистратов. Они просто входили в здание, а офицер выкладывал на стол ритуальный двусторонний топорик в знак того, что берет управление в свои руки.

Архонты сами подготовили повестку, после чего разослали гонцов по демам. Демархи поклялись на домашних алтарях, что общины придут на собрание в полном составе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза