Читаем Сова летит на север полностью

Неожиданно створки распахнулись, и из ворот хлынула конница Даиферна. Синды порубили гоплитов под крышей винеи, подожгли таран, после чего ринулись сквозь брешь в засеке на греческую пехоту.

Спарток во главе илы керкетов поскакал навстречу синдам. Всадники сшиблись, пустив в ход копья. С обеих сторон полетели дротики. Все смешалось на поле боя — озверевшие от крови гоплиты сражались рядом с неистовыми кавалеристами.

Керкеты секли врагов ксифосами. Синды закрывались плетенками и наотмашь рубили боевыми топорами, которые крошили любую защиту. Строй пантикапейцев редел. Забрызганный кровью, без шлема, в порезанном во многих местах кожаном тораксе, Спарток отбивался махайрой.

Синды наседали. Вот рядом с одрисом погиб товарищ, затем еще один. Он понимал, что вряд ли выберется живым из этой свалки, но продолжал отчаянно драться.

Заколов соперника, Спарток опустил меч и приготовился умереть. Сил не осталось. Набежала косая тень: опираясь облаками на землю, Залмоксис поднимал свой грозный лик, чтобы выбрать тех, кого заберет с собой…

"Пра-а-а! Пра-а-а!"

Боевой клич сколотов донесся издалека, словно шум накатившего прибоя. Конница Октамасада врезалась в ряды противника, смяла их, а затем ворвалась в Парфений.

Когда все закончилось, номарх подъехал к Спартоку.

— Ну у тебя и видок, — с притворным презрением сказал он.

— На себя посмотри, — ответил одрис, широко улыбаясь.

Дядя с племянником обнялись.

— Я не надеялся, что вы придете, — честно признался Спарток.

— А еще родственником называешься, — сказал с усмешкой Октамасад. — Ты плохо знаешь сколотов. Кроме того, должен же я как-то загладить свою вину перед тобой.

— Погоди… — одрис удивленно смотрел на номарха. — Ты получил согласие энареев на штурм Парфения?

— Посмертное. — Октамасад снова усмехнулся. — Эти два ублюдка были против, пугали гневом Аргимпасы. Пришлось обвинить их в ложном предсказании и сжечь заживо. У нас это обычное дело…

Оба, не торопясь, въехали в распахнутые ворота.

4

Сосчитав деньги, пират затянул мошну. Сейчас он уплывет. Нельзя терять ни минуты.

Хармид ринулся вниз по откосу.

На шум тавр поднял голову. Метнулся к долбленке, которая покачивалась между берегом и торчащей из воды скалой. С разворота махнул топором.

Иларх отскочил.

Подхватил с земли булыжник.

Тавр снова атаковал. Закрутил такой замысловатый замах, что Хармид едва успел отшатнуться. Лезвие топора распороло кожаную рубаху, оставив на груди красную полосу. Пират сделал шаг вперед, но оступился на голыше, потерял равновесие. Иларх опустил голову и с рычаньем бросился вперед.

От удара в живот тавр опрокинулся. Хармид при падении больно ударился коленкой о камень, но не ослабил хватку. Снова и снова бил соперника по голове булыжником, пока тот не обмяк.

Иларх огляделся — никого. Лодка привязана веревкой к валуну. Мачты нет, зато есть весло. На дне бултыхается вода, но немного, значит, можно вычерпать по дороге. И теперь есть топор!

Оттолкнувшись от скалы, он поудобней перехватил весло.

Высадился в знакомой заводи.

У входа в грот позвал:

— Рыбешка!

Язаматка ойкнула, увидев кровь. Хотела отогнуть ему ворот рубахи, чтобы осмотреть рану, но иларх остановил ее руку.

Недовольно поморщился:

— Заживет… Я пригнал лодку.

— Что теперь?

— Ждем заката.

— А если приплывут тавры?

Он молча показал топор.

Казалось, день никогда не закончится. Время тянулось медленно, изматывая беглецов неизвестностью. Зато они не испытывали недостатка в пресной воде: в глубине грота протекал ручей.

Обшарив долбленку, иларх нашел несколько залежалых рыбьих голов. Засунул их в тлеющие угли, а когда они прожарились, с жадностью сгрыз. Быстрая Рыбка есть отказалась.

Обе раны, и старую, и свежую, залепил жеваной золой — невесть какое лекарство, но лучше, чем ничего.

Они почти не разговаривали, просто сидели в прохладном убежище, прислушиваясь к звукам снаружи. Хармид то и дело вылезал, внимательно осматривал море, потом возвращался.

На закате тронул задремавшую язаматку за руку:

— Пора.

Но иларх направил лодку не в открытое море, а к мысу. Причалил недалеко от того места, где валялся труп пирата.

Когда оба вскарабкались на гребень, он сказал:

— Пойду на охоту. Ты сиди здесь, смотри по сторонам. Если заметишь тавров, прячься в лесу. Я тебя найду.

И скрылся в шибляке.

Вскоре кустарник сменился можжевеловой рощей. Хармид внимательно смотрел под ноги. Сумерки сгущались, поэтому с каждой минутой искать следы становилось все труднее. Увидев олений помет, он довольно улыбнулся: здесь проходит звериная тропа.

Когда иларх наткнулся на сброшенные рога, он залез на дерево. Уперев ноги в сук, приготовился ждать. Лезвие топора приятно холодило ладонь. Ветер колыхал перед лицом пахнущие смолой зеленые метелки.

Показалось небольшое стадо самок с детенышами. Олени осторожно продвигались по тропе, принюхиваясь и озираясь. Убедившись, что опасности нет, принялись срывать губами древесный подрост.

Хармид вжался в ствол. Ноги затекли, но он знал: стоит ему шевельнуться, как стадо сорвется с места. Время замерло. Самки медленно подходили к дереву.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза