Сова по имени Уэсли

Конечно, я знала, что́ надвигается – все-таки Уэсли был уже очень и очень стар. Доктор Пэнфилд говорил, что по человеческим меркам ему было около ста двадцати. Еще он отмечал, что я идеально о нем заботилась: у него не было ни одного пробора в перьях, которые обычно появляются в результате стрессов, он был идеально чистым и выглядел просто прекрасно. На мои возражения по поводу его худобы он ответил:

– Ну так ведь и люди в сто двадцать обычно худы и немощны, знаешь ли.

Я безумно жалею о том, что не наобнималась с ним в последний год его жизни, но он, кажется, не хотел. Жалею о том, что так много часов проспала на диване вместо того, чтобы провести их рядом с ним. Жалею о том, что не поняла, в чем был корень проблемы с мышами. Но я все равно ничего не смогла бы изменить. Я делала для Уэсли все, что могла и умела, а умела я немало, но Уэсли, подобно многим другим диким животным, скрывал от меня свою болезнь.

Вечером восьмого января 2004 года, в тот час, когда Уэсли обыкновенно просыпался и начинал разговаривать со мной, я услышала наверху странные звуки. Я бросилась к нему в комнату, понимая, что с ним что-то не так. Уэсли сидел в своей переноске. Он попытался поздороваться со мной, но у него выходили только тяжелые хрипы. Я вытащила его из переноски и посадила на пол; он покачнулся. О нет. Пожалуйста, нет. Он выдал жалостливый свистящий всхлип. Что такое? Может, ему хотелось воды? Я подвинула ему миску, он отхлебнул, но не смог проглотить воду, и она пошла у него носом. Я вытерла ему клюв, начиная паниковать.

Такая слабость могла означать, что он был голоден. Я пощупала его живот и почувствовала пустоту. Я принесла ему мышь, но он на нее даже не взглянул, так что пришлось покормить его насильно. Мне не раз доводилось кормить голодающих хищных птиц в бытность мою работником заповедника, так что я неплохо знала, что делать. Через пару минут он все выплюнул.

Я взяла его на руки, побежала вниз, к аптечке, и ввела ему физраствор. Он лежал на спине на диване и смотрел на меня своими большими, немного печальными глазами. Кажется, его не сильно беспокоило происходящее. Я твердила ему сквозь слезы, что что с ним все будет хорошо, что я рядом и обязательно помогу ему. Я набрала номер приемной доктора Кауарда и почти прокричала в трубку:

– Моей птице срочно нужна помощь! Ему плохо! Скажите доктору Кауарду!

– Приезжайте немедленно, – ответили мне. – Не беспокойтесь насчет времени закрытия, мы вас ждем.

Я запихнула Уэсли в маленькую путевую переноску, выложив ее изнутри мягкими подушками и одеялами, чтобы он не ушибся во время езды. Он положил на них голову и молча смотрел, как я пристегивала переноску к креслу и запрыгивала за руль. Я приоткрыла дверцу переноски и всю дорогу гладила его по голове и говорила с ним.

– Все хорошо, Уэс. Я тебя очень люблю. Мама тут, мама с тобой. Все будет хорошо, отдыхай. Доктор Кауард тебе поможет. Я так сильно тебя люблю. Ты мое солнце, мое счастье, ты всегда был моим лучшим другом, и я всегда буду тебя любить. Спасибо, что ты есть в моей жизни. Мама тебя очень любит…

Я вбежала в кабинет ветеринара с переноской, аккуратно вытащила из нее Уэсли и взяла его на руки. Доктор Кауард ввел ему смесь питательных веществ и витаминов, затем стал пробовать еще какие-то профессиональные хитрости. Уэсли не сопротивлялся. К тому моменту мы уже оба плакали, я изливала свою вину: почему не сделала для него больше, почему не приложила больше усилий, почему не придумала, как… Доктор Кауард утешал меня, говорил – чудо, что Уэсли вообще дожил до такого возраста, а я заботилась о нем лучше, чем все остальные хозяева его пациентов заботились о своих питомцах, Уэсли прожил долгую и счастливую жизнь и дожил до возраста, недостижимого и непостижимого по меркам сипух.

Я баюкала Уэсли в своих руках, как делала это последние девятнадцать лет. Доктор Кауард как раз принес какое-то еще лекарство, я стала класть Уэсли на стол, и тут его голова упала на грудь. Я приподняла ее рукой, но она упала снова. Я заглянула в его глаза. Умер?.. Доктор Кауард сорвал с груди стетоскоп и стал шарить колоколом по его груди… Да. Уэсли не стало. Плакали все вокруг. Одна из ассистенток обняла меня и поцеловала в мокрую от слез щеку. Я рыдала.

Доктор Кауард выскользнул из кабинета с телом Уэсли, чтобы провести небольшой короткий анализ, который, возможно, показал бы причину смерти. Это был крайне запущенный рак печени.

– Понятия не имею, как он вообще умудрился так долго протянуть, – сказал он мне. – Там здоровой ткани просто не осталось – одна сплошная опухоль. До последнего миллиметра. Вы сделали абсолютно все, что было в ваших силах, но тут никто уже не смог бы помочь.

Я и впрямь делала все, что было в моих силах. Я защищала его, согревала, кормила, дарила ему ощущение комфорта и безопасности, и за всю его долгую жизнь ему так никто и не навредил. Мы… справились. Мои молитвы за него были услышаны.