Совдетство 2. Пионерская ночь

– Обо всем. Пред тем как появились глаза, я вспоминала, как мы с мамой ходили в цирк. А еще раньше про мамины новые туфли, которые мне еще велики, но совсем немножко. У меня большая нога. Видно, в отца.

– А вот скажи, твой отец ругается, если мать покупает себе что-нибудь без спросу?

– Никогда.

– Он добрый?

– Понятия не имею. У меня его нет.

– А был?

– Конечно. Дети на грядках не растут. Но я его не помню…

– Совсем?

– Абсолютно.

– Но может, фотографии остались?

– Нет, мама все порвала и выбросила. Остался какой-то клочок: щека с ухом… Но, знаешь, отец мне иногда снится, только я наутро всегда забываю, как он выглядел…

– Щека с ухом?

– Самый остроумный, да?

– Извини… А знаешь… ты в следующий раз постарайся запомнить, на какого актера он похож… Так легче потом вспомнить! Все люди смахивают на каких-нибудь артистов. Вот мой отец в молодости был вылитый пятнадцатилетний капитан… Забыл фамилию…

– Всеволод Ларионов!

– Точно!

– Ну ты и фантазер, Шаляпин! Новый подвиг придумал?

– Почти… – соврал я и снова оглянулся на Несмеяну.

Мне вдруг показалось, что наш оживленный разговор с Нинкой ей не очень-то нравится. Заметив мой взгляд, Комолова тут же сделала вид, будто она страшно увлечена беседой с Аркой, и даже положила ей руку на плечо. Нет, конечно, мне померещилось. С чего бы это гордой Ирме переживать, что я оказался в паре с этой болтуньей?

– Ну, скажи, скажи: Ыня победит Фантомаса? – снова пристала ко мне Нинка.

– Они подружатся.

– Врешь!

– Посмотрим. У вас много зубной пасты осталось?

– Есть кое-что… А ты будешь в почту играть?

– Наверное. Что еще остается делать? Спать-то нельзя.

– Хочешь, я тебе напишу?

– Уже спрашивала.

– Если не хочешь – так и скажи! – надулась Нинка. – А твои сказки про Ыню мне вообще по барабану! Понял?

– Понял.

С тех пор как я напугал всех жуткой историей про непослушную девочку-сиротку, покоя мне не стало. После отбоя и даже иногда во время тихого часа от меня требовали все новых и новых страшных рассказов. Первое время я попросту переиначивал, добавляя красочные подробности и леденящие детали, известные всем пионерам страшилки про черную ленту, красное пятно, зеленую пластинку, фиолетовые занавески, синее пианино, стеклянную куклу, желтые глаза, пирожки с человечиной, черные тюльпаны, бабушку с копытом, трамвай с красными шторками, белые туфли с ядовитыми гвоздями, оживающий ночью портрет, ядовитое голубое печенье…

Удивительное дело: чем страшнее получалась у меня небылица, чем сильнее дрожали слушатели, чем ужаснее монстры мерещились за темным окном, тем безмятежнее засыпала палата, чтобы утром счастливой улыбкой встретить радостное утро и солнечных зайчиков на стене…

Честно говоря, заранее я сюжет не придумывал, он как-то сам собой всплывал в голове, едва я начинал рассказывать, спросив предварительно:

– А на чем мы вчера остановились?

– На плотоядном платье…

О, это была классная байка – про то, как один портной, завербованный чертями, сшил платье, которое незаметно буквально до скелета съедало того, кто его надевал: сначала маму, потом бабушку, а потом и девочку, ей, горемыке, обновка досталась в наследство.

– Ладно, Нинка, не злись! – попросил я.

– Вот еще! С какой стати? Я и не злюсь. А скажи, откуда ты узнал про кольцо с перламутром? У моей мамы есть такое кольцо.

– Я и не знал. Придумал. Из головы. А ты и эту мою страшилку знаешь?

– Конечно! Лемешев все твои истории пересказывает Ленке Боковой, а она потом нам.

– Так вот почему она к нему все время бегает!

– Конечно! Мы ей поручили. Она у нас как связная в партизанском отряде. А ты что подумал?

– Ничего я не подумал.

– Но Комоловой, между прочим, твои истории совсем даже не нравятся…

– Почему?

– Можешь сам у нее спросить.

– И про колечко с перламутром тоже не понравилось?

– Нет! Она сказала, что ты мальчик с болезненной фантазией… – фыркнула Нинка и отвернулась.

Странно, я-то считал историю про то, как две одноклассницы пошли гулять в Сокольники и попали в жуткую переделку, вершиной своего творчества. Даже самые выдержанные пацаны из нашего отряда, слушая эту мою страшилку, тряслись, как осиновые листы.

– Шаляпин, ты просто новый Хичкок! – похвалил Лемешев, который благодаря своей библиотечной мамаше, знает гораздо больше меня.

– До Хичкока Шляпе еще как до Луны! – ревниво возразил осведомленный Пферд.

– Посмотрим, посмотрим… – солидно отозвался я, понятия не имея, кто такой Хичкок.

12. Колечко с перламутром

…Хорошая девочка Мила жила в благоустроенной отдельной квартире вместе с мамой, папой, дедушкой и бабушкой. Однажды она собралась со своей одноклассницей Надей погулять в Сокольниках, но мама строго предупредила девочек: ходить там можно только по асфальтированным дорожкам, никуда не сворачивая, так как в парке стали в последнее время пропадать дети. Кроме того, нельзя нюхать незнакомые цветы и принимать приглашения в гости, кто бы ни позвал. Даже – милиционер. А главное – безоговорочно запрещается по пути в парк садиться в трамвай с голубыми шторками. Это – верная смерть!