Совдетство. Книга о светлом прошлом

И вдруг Колька Виноградов выяснил удивительную вещь: с помощью наших «пистолей» можно звонить из телефона-автомата. В общежитии есть «казенный» телефон, он стоит у коменданта Колова, но к нему почти всегда очередь, а говорить можно не больше пяти минут. К тому же все смотрят тебе в рот и внимательно слушают. А тут ты, как взрослый, входишь в кабинку, закрываешь дверь, снимаешь трубку, слышишь гудок, опускаешь в щель «пистоль», и пожалуйста: «Алло, тетя Валя, это я, Юра… Как жизнь молодая?» Так продолжалось больше месяца. Но вот однажды Лида торопилась на семинар, я увязался с ней, так как райком рядом с Пушкинской библиотекой, да и мороженое можно по пути ненароком выпросить. Когда мы подходили к остановке, она вдруг вспомнила, что не позвонила подруге Шилдиной и не поздравила с днем рождения. Троллейбуса не было, а рядом, сбоку, к торговому техникуму притулились две будки с автоматами. Лида так же, как и сегодня, сунулась в кошелек, но не нашла двухкопеечную монету и чуть не заплакала от огорчения, глаза у нее всегда на мокром месте.

– Как же так? Ну вот опять…

Я свеликодушничал, достал из мешочка пару «пистолей» и объяснил, как пользоваться: надо протолкнуть «монетку» в щель чуть сильнее, чем обычную двушку, ведь алюминий гораздо легче меди. Лида сначала просветлела лицом, даже сделала несколько шагов к автоматам, но потом нахмурилась:

– И давно ты так звонишь?

– Нет, – соврал я, понимая, что влип, как Шурик в «Операции “Ы”».

– Сколько раз?

– Ну, пять-шесть…

– Врешь!

– Не больше десяти! – сознался я, уменьшив свою вину втрое.

– Значит, ты обманул государство на двадцать копеек! Да, это немного, но, встав на такой опасный путь, ты можешь далеко зайти! Понимаешь?

– Я больше не буду! На семинар опоздаешь! – кивнул я на приближавшийся троллейбус.

– Ты кем вырастешь?

– Кем?

– Каз-но-кра-дом! – по слогам ответила Лида. – Отдай!

– Я сам выброшу!

– Врешь! Дай сюда!

Я покорно отдал мешочек с «пистолями», спросив жалобно:

– А что ты с ним сделаешь?

– Отнесу на помойку!

– Но мы же играем в мушкетеров…

– За такие игры в колонию отправляют! – отрезала Лида и побежала на посадку, оставив в воздухе суровый запах «Красной Москвы».

«Москвой» она душится, когда идет в райком, а если в гости, то пробником – «Ландыш серебристый».

На следующий день я бросился к моему другу Ренату, чтобы он из своего ящика отсыпал мне еще пистолей, но в хижине Билялетдиновых страшно ругались по-татарски. Выскочив ко мне на минуту, Ренат быстрым шепотом объяснил, что его младший брат Махмуд додумался ходить к Бауманскому метро, где у входа стоят четыре будки, и продавать «пистоли» гражданам, оказавшимся без телефонной мелочи, на пятачок три алюминиевых кружочка. За неделю он наторговал на трешку. Там его и взял за ухо участковый Антонов, случайно проходивший мимо. Для начала капитан ограничился строгим разговором с дядей Амиром и конфискацией ящика с «пистолями», а их оставалось столько, что звонить можно – до пенсии. В общем, дворник отлупил Махмуда заодно с Ренатом метлой, да и дяде Шамилю тоже досталось за пособничество.

На этом история не кончилась. Где-то в марте я пошел за картошкой… Нет, не в магазин «Овощи-фрукты». Тут надо объяснить. У нас в общежитии на площадке, которая когда-то была частью большого зала с мозаичным полом, справа у стены стоят высокие, до самого потолка, шкафы с секциями, одна из которых отведена нашей семье. Отец внизу набил частые планки и сделал два отделения, маленькое для моркови, а большое для картошки, ее все общежитие осенью покупает мешками с грузовиков. В магазине она стоит десять копеек за килограмм, а если прямо из колхоза, «с машины», выходило, как подсчитала Лида, восемь копеек, и картошка эта лучше магазинной, почти отборная. В большой отсек умещалось три мешка и хватало до весны. Морковь покупали с тех же грузовиков – ведрами, и тоже выходило дешевле, чем в магазине.

Так вот, выгребая со дна остатки картошки, я вдруг обнаружил в углу на дне мой мешочек с «пистолями». Оказывается, Лида не выкинула его на помойку, как обещала, а спрятала. Почему? А потому что она физически не может ничего выбросить, даже никчемную дрянь. Тимофеич ее так и называет – старьевщица. Я не рискнул взять весь мешочек, так как наш отсек закрывается на почтовый замочек, а ключ висит в комнате на гвоздике, поэтому меня сразу бы вычислили, как Иоганн Вайс – агента Абвера. Я отсыпал полгорсти «пистолей» и снова хотел кому-нибудь позвонить. Но, видимо, с тех пор что-то в телефонах переделали: кружок проскакивал в щель, на том конце провода снимали трубку, говорили «алло», но моего ответа не слышали… Оставалось проиграть бессмысленные «пистоли» в кости, что я и сделал. Но тут Петька Кузнецов по секрету раскрыл мне другой, новейший способ звонить без денег…

– Площадь Дзержинского. Политехнический музей. Следующая остановка – площадь Ногина – конечная, – донесся из репродуктора скрипучий голос водителя.

Лида вскочила как ужаленная и метнулась к дверям.

– Вы выходите, выходите? – нервно вопрошала она пассажиров, стоявших впереди.