Совдетство. Книга о светлом прошлом

– Маску себе купишь сам. Взрослый уже. Не забудь взять сдачу! Потом зайдешь к Батуриным, отдашь три упаковки желатина, скажешь «спасибо». Тетя Валя нас выручила, а то на майские заливное не из чего было делать. Потом – в Гавриков – пострижешься «под скобочку», как обычно, но покороче. Объяснишь – на юг едешь. Они там знают. Душить себя не давай – у меня от их одеколона голова болит. Пяти рублей должно хватить на все про все. И на мороженое останется. Купи себе за хорошее поведение! Если в парикмахерской не будет очереди и останется время, проведай бабушку Аню, покажись, пусть полюбуется внуком, и отдай остальной желатин. Она жаловалась, у них тоже кончился, а в магазинах его совсем не стало. Потом сразу домой – собираться. Я занесу твое старье, покормлю отца, если пришел, зайду на завод, сактирую бой и возьму еще денег, в кассе как раз четвертная оставалась. Вернусь сюда за твоей формой. Вальке с работы позвоню, спрошу, что тебе из продуктов в дорогу взять, и на обратном пути куплю. Понял, сынок?

– Понял.

– Не перепутаешь?

– Ты сама что-нибудь не перепутай!

– Сколько стоили куртка и техасы, помнишь?

– Помню.

– Не подведешь?

– Не волнуйся!

– Какой же ты у нас красавец! – Она поцеловала меня в щеку.

– Ты у нас тоже красавица. – Я ответно чмокнул ее в подбородок.

– Ты так думаешь?

– Анатолий точно так думает.

– Не мели чепуху! Ну – я побежала…

19. Кремлевское мороженое

Торжествуя, но стараясь не смотреться в зеркала, которых в «Детском мире» так же много, как в комнате смеха, я мчался в секцию спортивного инвентаря. Мне казалось, все потешаются над моей канареечной внешностью, которую убийственно довершили рыжие габровские сандалии, похожие на птичьи лапки. Конечно, люди, шедшие навстречу, не хохотали, не прыскали в ладошку, не показывали на меня пальцами, но исключительно из занятости или вежливости. Впрочем, иные, не выдержав, ухмылялись, перешептываясь. Я же в ответ надвинул на лицо такое выражение, какое бывает у человека, извалявшегося в грязи и пробирающегося проходными дворами домой, чтобы переодеться в чистое.

Вдруг дорогу мне заступила тетка в белом облегающем платье. Казалось, она, как и снежная баба, тоже сложена из трех поставленных друг на друга шаров, но только в отличие от снеговика самый больший шар помещался у нее посредине.

– Мальчуган, рубашечку где брал?

– Я… я… я… Она у меня уже давно… – пробормотал я.

– Врать-то зачем? Пионер, наверное? Нехорошо! – Она рукой, похожей на тамбовский окорок, ткнула в ценник, выглядывавший из нагрудного кармашка.

– М-м-м… Э-э-э… – прожужжал я, совсем как дядя Гриша, и, жарко покраснев, показал пальцем вверх, где была секция одежды для подростков.

– То-то! – рявкнула тетка. – Спасибо! – и полетела в указанном направлении, будто ядро, выпущенное из огромной пушки.

Удивляясь, как при таком весе можно развивать спринтерскую скорость, да еще лавировать между другими покупателями, я сунул картонку поглубже в кармашек. Лида нередко наутро разочаровывалась в покупках и с трагическим видом бежала сдавать их в магазин, а без чека и ценника назад ничего не принимали, сколько ни требуй жалобную книгу и ни взывай к совести тружеников прилавка. Однажды Тимофеич явился с завода не в духе, так как снова поссорился со своим начальником Пешехоновым, и раскритиковал новую блузку с большим вырезом, сказав одно короткое слово:

– Срам!

Маман вдрызг расстроилась, бросилась искать отрезанный ценник, а он как сквозь землю провалился. Тогда она схитрила, отцу сказала, что неудачную обновку вернула в магазин, а сама спрятала ее в диван, завернув в старую наволочку, выждала месяца полтора, подгадала, когда муж придет в хорошем настроении, и сообщила, честно хлопая глазами:

– Миш, представляешь, захожу в «Трикотаж» на Бауманской, а там точно такая же блузка, но почти без декольте. Последняя. Взяла… Посмотришь? Но я девочек твердо предупредила: если тебе снова не понравится, назад принесу!

– Давай! – кивнул Тимофеич, гордясь своей руководящей и направляющей ролью в семье.

Мать умчалась за створку гардероба переодеваться, а я не мог сдержать усмешку, вспомнив любимую шутку Башашкина: «Приходите только те, у которых декольте».

– Ну как? – опасливо спросила Лида, повернувшись туда-сюда перед отцом, точно манекенщица в комедии «Девушка без адреса».

– Другое дело! – оценил отец, не сводя глаз с выреза, совсем немалого, на мой непросвещенный детский взгляд.

– Как скажешь, так и будет! – потупилась хитроумная маман.

– Оставляй! – разрешил Тимофеич игривым голосом и отправил меня срочно в булочную, хотя хлеба в доме было предостаточно.