Совдетство. Книга о светлом прошлом

Коллекционеры с надеждой смотрели на каждого входящего, но я у них никакого интереса не вызвал. Если же появляется кто-то, кого считают своим, тогда они по-особенному переглядываются, подавали друг другу тайные знаки, сближаются, точно знакомые коты, перешептываются и удаляются вместе: справа от входа в магазин есть глубокий двор, где, по словам дяди Юры, застрелился Маяковский. Там-то коллекционеры и меняются.

Я, замирая сердцем, подошел к прилавку: вот она, моя Бурунди! Ах, какие же все-таки в Африке красивые марки! Вроде бы страшно отсталый черный континент, который только еще борется за свободу, а какие яркие цвета! Наши по сравнению с ними выглядят как-то блекло. Видно, в самом деле в СССР напряженка с красителями! Я склонился над стеклом, любуясь львами, леопардами, слонами, страусами, зебрами, павлинами, буйволами, носорогами, жирафами, змеями, крокодилами, заключенными в зубчатые квадратики, прямоугольники и треугольники. Большая серия была посвящена бабочкам самых невероятных расцветок, таких у нас я никогда не встречал. Разве только наш махаон может отдаленно с ними сравниться. Но ведь и он в Подмосковье большая редкость! Этим летом мне ни разу на глаза не попался. В прошлом году я поймал одного на Волге, в лугах, но неправильно засушил, и у него отвалились крылышки.

А вот рядом серия из двадцати четырех марок «Тропические рыбки». Чудо! Почему таких красоток не разводят в аквариумах? Например, эту – с леопардовым узором? Я давно мечтаю купить хотя бы одну, самую маленькую серию, пусть даже с птицами, но марки Бурунди стоят дорого, не меньше трех рублей, наверное, за счет них эта страна и развивается, как мы за счет социалистических соревнований. Я вздохнул и, перед тем как уйти, на всякий случай пробежал глазами советский раздел и вдруг обнаружил серию, выпущенную к чемпионату мира по фехтованию в Москве. В прошлый раз ее точно не было! На трех квадратных марках были изображены в момент глубокого выпада рапирист, шпажист и сабельник. Сердце фехтовальщика дрогнуло, рука нашла в кармане и сжала оставшиеся монеты, а мозг сам по себе начал лихорадочно подсчитывать стоимость: десять, пятнадцать и двадцать копеек, ровно столько и было у меня в кармане. Тютелька в тютельку. Надо брать! Другого такого случая не дождешься! В этот момент я совершенно забыл, что мне еще надо доехать до Гаврикова переулка и подстричься под «скобку». Через миг очутившись у кассы, я выложил горячие двугривенные монеты в мраморную тарелочку и выдохнул:

– Сорок копеек в филателию!

Аппарат застрекотал, а из щели высунулся серый чек. Казалось, машинка показала мне язык.

– Эх, ты, чулида! Только выложила! – улыбнулась продавщица.

Дунув вовнутрь маленького белого конверта, она расправила слипшиеся края и осторожно, как необычайную ценность, вложила туда марки.

– Да, удачный день! – кивнул я, осознавая, что совершил преступление и остался без копейки.

21. Племянник вельмож

Но это в джунглях капитализма страшно оказаться совсем без денег. У нас в стране Советов все по-другому. Есть, например, кассы взаимной помощи, не говоря уже о друзьях-родственниках. И не было еще случая, чтобы Батурины оставили меня в беде. Недавно я прочел книжку про обычного американского мальчика. Его отец-фермер с самого рождения сына заносил в особую книгу все, что потратил на отпрыска. Купил игрушку – записал, купил тетрадку – записал, купил конфетку – записал, купил башмаки – записал. И не потому, что фермер – какой-то уникальный жмот или крохобор, просто у них там так принято даже между родственниками. Когда сын подрос и пошел работать, папаша вручил ему «гроссбух», мол, теперь, парень, гони должок согласно «жировке». Дикие люди!

Прижимая к сердцу конвертик с марками, я выбежал из магазина и увидел тетку, грозившуюся вызвать милицию. Она свое обещание выполнила и теперь благосклонно наблюдала, как два парня с красными повязками на рукавах обезвреживали напуганного книжного спекулянта. Один дружинник крепко держал его за шиворот, а второй внимательно рассматривал содержимое портфеля, качая головой и даже цокая языком от удивления.

– Проходи, мальчик, тут для тебя ничего интересного нет! – прикрикнула на меня общественница.

– Эти книги надо сдать в детскую библиотеку! – посоветовал я, ускоряя шаг.

– Неплохая мысль!

– Разберемся.

Батурины жили поблизости, в старинной трехэтажке на углу Большого и Малого Комсомольских переулков. Мраморная доска на стене сообщала, что дом выстроен по проекту великого русского архитектора Матвея Казакова и он сам здесь жил с 1782 по 1812 год. Эту надпись я хорошо запомнил, так как в раннюю пору, когда еще только учился складывать буквы в слова, читал на прогулках вслух все встречные вывески, надписи, лозунги и мемориальные таблички, а их в районе Маросейки множество. Дольше всего я мучился и не мог разобрать слово «Да здравствует!», написанное там и сям белым по красному.