Совдетство. Узник пятого волнореза

На берегу загорал народ, постелив на бугристую гальку все что только можно: полотенца, циновки, старые шторы… Одна пара принесла с собой настенный ковер с оленями. Кое-кто устроился на деревянных лежаках, явно стыренных с казенного пляжа. Амбалистый чувак в модных леопардовых плавках кайфовал на пухлом надувном матрасе — они совсем недавно появились в продаже и стоили дорого. На таком можно не только кемарить, но и плавать в море.

На нашем пляже людей не так уж много, а вот если идти по берегу вправо, к центру города, голых тел становится все больше, в иных местах народ лежит так тесно, что, откинув руку, можно, как говорит Башашкин, нечаянно обнять чужую жену и получить в глаз от законного мужа. Но если двинуться влево, на окраину, то с каждым метром отдыхающих становится меньше, потом начинаются и вовсе дикие места с выброшенными на сушу белесыми корягами, похожими на лосиные рога. А в маленькой бухте, загороженной оползнем и густыми зарослями, скрыт Голый пляж для нудистов. В детстве я думал, речь идет о занудах, которые из-за дурного характера желают купаться отдельно от курортного коллектива, но, оказалось, эти отщепенцы предпочитают загорать нагишом, совершенно не стесняясь друг друга. В прошлом году Ларик таскал меня подглядывать за ними, мы незаметно, дыша через трубки, заплыли со стороны моря, спрятались за большим камнем, выступавшим из воды, и наблюдали. Две пары, сев кружком, играли в карты. Мужики пузатые, один лысый, другой весь волосатый, вроде орангутанга. А тетки до смешного разные: первая тощая с медицинскими прыщиками вместе грудей, а вторая, наоборот, дебелая с батонами до колен.

— Сейчас начнут хариться! — волнуясь, прошептал мой друг.

Но нет, закончив игру и нащелкав картами по длинному носу тощей нудистки, они, резвясь, как дети, наперегонки побежали к воде. Мы предпочли смыться.

Я вообразил, как пробравшись на Голый пляж в этом году, обнаружу там Зою…

Пока Ларик здоровался со знакомыми и хвалился новой пикой, я высмотрел место, где галька помельче да поровнее, расстелил полотенце и прижал концы вьетнамками, чтобы не завернуло порывом ветра. Море, как всегда, показалось мне сначала холодным, хотя на самом деле было не меньше двадцати четырех градусов. Обмыв стекло, я надел маску на лоб, просунул трубку между резиновыми ремешками, отвернул в сторону загубник, а потом, зайдя по грудь и бросив на дно гарпун, опрокинулся на спину и уже на плаву привычно втиснул ступни в ласты, подтянув рубчатые крепления. Затем, надвинув маску на лицо и прижав, чтобы она плотнее села, присосавшись к коже, я вставил загубник в рот, продул трубку, набрал в легкие воздуха, перевернулся и с наслаждением нырнул.

Пика лежала на гальке, словно потерянная стрела Робин Гуда.

Подхватив оружие, я поплыл на охоту. С утра море было чистое и прозрачное, можно рассмотреть даже мраморные прожилки на круглых камешках, казавшихся больше, чем на самом деле. По дну метались увеличенные водой мальки, вроде головастиков. Малюсенький краб бочком пробирался по своим делам, прячась в крупной гальке, казавшейся ему, наверное, валунами.

Я вспомнил, как в первый приезд Ларик дал мне маску и я, не умея плавать, бродил вдоль берега, опуская лицо в воду и рассматривая сквозь стекло неведомый морской мир: под ногами сновали бесстрашные рыбешки, и вдруг я увидел краба величиной с перочистку, но схватить руками побоялся, заметив опасные, хоть и крошечные клешни. Однако охотничий азарт уже овладел мной. На следующий день я принес с собой вилку, стыренную со стола. Нырять я еще не научился, поэтому долго гонялся за юрким, как таракан, вчерашним крабиком, и наконец на мелководье мне удалось проткнуть его насквозь. С индейским воплем я выскочил на берег, высоко над головой держа добычу, оказавшуюся на поверку размером с пуговицу от пальто.

— Я поймал, я… Дядя Юра, тетя Валя, я поймал!

— Поздравляю, — сказал Башашкин, оценивая трофей. — А инфузорий там не было?

— Чего?

— Микробов.

— Почему он с одной клешней? — удивилась тетя Валя.

— Разве? Было две! — Я огорчился: видимо, краб от предсмертного ужаса потерял одну из конечностей.

Подошла бабушка с карапузом, купавшимся по малолетству еще без трусов, выставляя напоказ задорно торчащую пипетку.

— Мишенька, никогда в жизни не поступай так, как этот злой мальчишка! — строго сказала она внуку и погрозила пальцем.

— Ты зачем маленьких обижаешь? Отпусти его немедленно! — заголосила девчонка, по виду моя ровесница.

— Да чего уж там отпускать! Погиб он… Преставился! — пророкотал усатый дед таким убитым голосом, словно потерял лучшего друга.

Глотая слезы обиды, я убежал от позора в заросли тростника на край пляжа и похоронил нечастного краба, насыпав небольшой песчаный холмик и водрузив сверху пробку от шампанского, валявшуюся рядом.

10. Подводный охотник