Совенок. Путь к трону. Пятая часть (СИ)

— Они лучшие, — подтвердил такиец, — хозяин таверны их друг, вот и приходят сюда иногда.

А потом они подпевали всей таверной, и Аль тоже пел, надрывая горло. Хлопал по столу ладонями, топал ногами и чувствовал себя совершенно счастливым.

Его потрясли, и Аль мучительно застонал — в голову точно камней набили. И сейчас они перекатывались, ударяясь о черепную коробку, взрываясь фонтанчиками боли. Он крепко зажмурился, прикусил губу, пытаясь унять приступ головной боли, от которого уже тошнило. Кто-то распахнул шторы, и солнечный свет ударил по глазам.

— Давай-давай просыпайся, день уже, — насмешливо предложил знакомый голос. Аль выругался — исключительно про себя. Провел рукой по груди — вроде в одежде и даже укрыт.

Прошлый вечер тонул в тумане, но судя по тому, что Майра рядом — ему все же удалось добраться до своей каюты.

Жыргхва! Как же мутит. И хочется пить. Аль осторожно повернулся на спину, стараясь не сотрясать поселившиеся в голове камни.

— Болит? — сочувственно поинтересовалась Майра, заметив его страдания и тут же безжалостно добавив: — А вот не надо было напиваться.

Аль поморщился. Не понимает, что спрашивает. Разве когда вечером потребляют, думают о том, что будет утром?

— Я не просто пил, а устанавливал, — он облизал пересохшие губы, сглотнул, — дипломатические связи.

Над головой насмешливо фыркнули. Аль и сам ощутил себя ужасно глупо. Попытался вспомнить заклинание от похмелья, но целительство всегда давалось ему с трудом, а сейчас и вовсе отказалось повиноваться.

— Нашел с кем устанавливать? С пиратами! — возмутилась Майра и распорядилась: — Садись, я тебе отвар приготовила.

В нос ударил запах заваренных трав и еще чего-то кислого.

— Пей. У нас муж кухарки был любителем крепкого, так она меня отвар готовить научила. Как знала, что пригодится.

Аль почувствовал, что краснеет. Намек был более чем явным. Он принял исходящую паром чашу. Сделал острожный глоток. Горло свело от горечи, но голову отпустило.

— Не пираты они, — вступился он за такийцев, ощущая некую солидарность с жителями архипелага. Как они поют! А как умеют танцевать!

— Конечно, — пропела Майра, насмешливо улыбаясь, — и девушек больше не похищают, и капитанами не становятся, совершив абордаж.

Аль закашлялся, задышал чаще. Сделал большой глоток, ощущая, как попавшая внутрь гадость вышибает похмелье.

Такийцы и правда похищали красавиц, но местных предпочитали сговаривать, устраивая похищение больше, как дань традиции. Зато разводы здесь были под запретом — украл, так постарайся жить долго и счастливо. Вдовы же имели право выйти замуж через три месяца после гибели супруга или шесть после его исчезновения в море. И никакого осуждения вдовства.

— Откуда узнала про абордаж? — выдохнул Аль. Эта традиция вступления в должность не афишировалась за пределами Такии.

— Так вчера пришел смотрящий за кораблем, проверить, не нужно ли чего. Ужин принес. Вот и я тоже, — последовавшая выразительная пауза заставила Аля напрячься, — устанавливала связи.

Аль похолодел, стиснул чашку, и в каюте раздался жалобный треск посуды.

— Девятиликий, не обжегся, не порезался? — Майра с тревогой бросилась проверять его руку, потом схватила полотенце, вытерла выплеснувшийся на кровать отвар. Хотела было убрать осколки, но Аль перехватил запястье.

— Я сам. Еще порежешься.

Майра посмотрела на него с удивлением, но возражать не стала.

— Не было ничего. Мы даже не пили, — буркнула она смущенно, когда осколки от раздавленной чашки были убраны.

— Я не об этом переживал, — мягко проговорил Аль. Майра уставилась на него в недоумении, затем ее лицо исказила гримаса досады.

— Я напала на тебя семь лет назад по дурости, от страха, а ты все еще думаешь, что я…

Она отвернулась, скрывая чувства.

Аль поднялся, подошел, нежно обнял девушку со спины, в который раз удивляясь, какая она мелкая. Он легко мог поцеловать ее в макушку, а эти птичьи плечики? И вся Майра такая хрупкая, только хрупкость эта обманчива. Внутри девушки жила сила. Дядя Кайлес намекал, что потенциал у Майры такой, что ученица должна превзойти своего учителя, есть дурью не будет маяться.

Аль вспомнил, как Майра, не раздумывая, атаковала посланников ульхов и как за секунды смогла пробить защиту. Содрогнулся. Этого он, пожалуй, боялся больше всего на свете. Что сорвется, нарушит закон и кого-нибудь убьет ради него.

— Я никогда не считал тебя чудовищем, — выговорил он то, что давно было на сердце, — но я готов любить тебя, даже если ты им станешь.

— Дурак, — припечатала Майра, однако обиженно сопеть перестала. Повернулась, заглянула в глаза, спросила тихо:

— Правда, любишь?

Он обнял сильнее, прижал к себе, ощущая, как сильно колотится в груди сердце.

— Правда. Люблю.

Давно. Когда понял, что без Майры жизнь становится серой и скучной. Когда при виде ее улыбки теплело в груди. Когда холодел от ужаса при мысли, что она может пострадать или сорваться и причинить кому-то вред. Когда охранял ее в академии. Когда просил парней присмотреть за ней.

Да что там говорить. Их связывало так много, что он просто не представлял себе жизни без Майры.