Соверен

— Новым владельцам монастырские земли и так достались за бесценок. Но им этого мало, и они хотят захапать чужое.

— Как говорится, аппетит приходит во время еды, — усмехнулся я. — Скажите, ваши родители уже обращались к стряпчему?

— Нет, для этого они слишком бедны. Мой дядя помогает им, чем может. По крайней мере, в отличие от них он умеет читать. Мне очень жаль, что я так далеко от них и ничем не могу помочь.

— Будем надеяться, что дело примет благоприятный для них оборот, — сказал я и, вспомнив о ферме своего отца, прикусил губу.

Я тоже был слишком далеко, чтобы помочь ему советом, и в результате отец получил закладную на грабительских условиях, о которых стыдился мне сказать.

— Желаю вам удачи, — произнес я.

В следующее мгновение в голову пришла внезапная мысль, от которой у меня перехватило дыхание.

— Вы вспомнили о чем-то неприятном? — спросил наблюдательный сержант.

— Нет. У меня всего лишь разболелась шея, — поспешно ответил я.

В голове у меня крутилось одно имя, всплывшее из глубин моей памяти благодаря разговору о Кенте. Тяжба, которой я занимался, касалась земель, расположенных в округе под названием Брейбурн. Вполне вероятно, что, превратившись в фамилию, оно стало звучать как Блейбурн.

К воротам подъехала громоздкая повозка с высокими бортами, запряженная парой лошадей. Мы с сержантом вышли из караульной и присоединились к Бараку и полудюжине солдат, вооруженных копьями. Копьями этими им то и дело приходилось потрясать, разгоняя толпу, ибо, несмотря на дождь и ветер, на улицах города было не протолкнуться. Как видно, возбуждение, связанное со скорым прибытием короля, не давало горожанам сидеть дома.

Сообщая Редвинтеру о приказе Малеверера перевезти арестанта в аббатство, я ожидал новой вспышки гнева. Однако, хотя в глазах тюремщика мелькнули злобные огоньки, он всего лишь молча кивнул. По просьбе Ликона он отстегнул длинную цепь, которой узник был прикован к стене; впрочем, запястья Бродерика оставались закованными в кандалы. Возня с цепями заставила дремавшего узника пробудиться и со стоном открыть глаза. Вид у него по-прежнему был больной и слабый; когда он увидел вооруженных солдат, обступивших его койку, лицо его исказила гримаса ужаса.

— Вас переводят в аббатство Святой Марии, — поспешил я успокоить Бродерика. — Это делается в интересах вашей безопасности.

Губы узника тронула горькая улыбка, но он не проронил ни слова.

Когда Бродерик спускался по ступенькам, я увидел, что шагает он до крайности неуверенно. Как видно, он отвык ходить за время своего заключения. Не без удивления я отметил также, что ростом он не велик, пожалуй, уступает даже мне. Оказавшись на воздухе, он на несколько мгновений остановился, подставив лицо дождю и ветру. Взгляд его был неотрывно устремлен на небо, затянутое свинцовыми тучами. Несколько раз вдохнув полной грудью, он внезапно покачнулся; как видно, от свежего воздуха у него закружилась голова.

— Осторожнее, — сказал я, а один из солдат поддержал Бродерика.

Тот посмотрел на скелет своего друга Роберта Эска, качавшийся на ветру, и губы его вновь искривились в горькой улыбке.

— Вам известно, кто вас отравил? — вполголоса спросил я, приблизившись к арестанту.

— Король Генрих, кто же еще, — ответил тот со слабым смехом.

Мне оставалось лишь пожать плечами.

— Отведите его в повозку, — распорядился я. — А то, чего доброго, он подхватит лихорадку.

Бродерик, бледный как полотно, был явно близок к тому, чтобы потерять сознание. Солдаты помогли ему забраться в повозку, на дне которой лежало несколько подушек. Повозка насквозь пропахла яблоками, и этот уютный запах странно противоречил той мрачной миссии, которую ей предстояло осуществить ныне. Выполняя приказ Малеверера, солдаты накрыли повозку большим куском рогожи, дабы арестант не мог смотреть на город, и мы двинулись назад в аббатство. Полагаю, встречные зеваки были уверены, что солдаты сопровождают повозку с какими-либо предметами роскоши, предназначенными для услаждения королевской свиты.

«Любопытно, знай они, что под грубой рогожей скрывается заговорщик Бродерик, попытался бы хоть кто-нибудь освободить его?» — спрашивал я себя, глядя на косматые тучи.

Глава шестнадцатая

Мы с Бараком шли по Фоссгейту, одной из главных городских улиц. Как и вся толпа, окружавшая нас, мы направлялись на публичную репетицию музыкального представления, которое должно было состояться завтра вечером в присутствии короля. Ближе к ночи дождь и ветер стихли, и лишь мокрые листья и сломанные ветки деревьев, во множестве валявшиеся на тротуаре, напоминали о недавнем разгуле стихии; влажные пороги домов поблескивали в лунном свете. В толпе, которая двигалась к Купеческому залу, царило радостное оживление. Никогда прежде я не видел жителей Йорка в столь добром расположении духа.

Я решил сопровождать Барака на репетицию, ибо не имел ни малейшего желания сидеть в одиночестве в своей каморке, прислушиваясь, не отпускают ли собравшиеся в холле клерки язвительных замечаний в мой адрес.