Мама со слезами на глазах бежит ко мне и притягивает в свои теплые объятия. Ее пухлые руки окутывают меня, окружая утешительным и знакомым запахом ванили и дома. Когда она отпускает меня, мой отец своими большими руками почти отрывает меня от земли, крепко обнимая.
— Ты похудела, девочка.
— Позволь мне посмотреть на тебя, — он осторожно ставит меня обратно на землю. — Все в порядке, девочка? — спрашивает он, глядя обеспокоенно.
— Конечно, пап, — я излучаю фальшивую ободряющую улыбку, пытаясь добавить веселые нотки в мой тон.
— Оставь ее, Дерек, — моя мама меня защищает. Я смотрю на нее с нежностью и благодарностью.
— Были какие-нибудь новости от Стивена в последнее время? — спрашиваю я, наблюдая за ними с заднего сиденья. Моя мама в цветастом сарафане, ее мягкие, золотые завитки уложены красиво и элегантно, улыбка никогда не оставляла ее лицо. Мой отец сосредоточен на дороге впереди, удерживая руль мускулистыми руками, такой серьезный в зеленой рубашке поло и шортах цвета хаки.
Мама поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
— Было небольшое письмо пару недель назад. Так похоже на него. Просто минимум слов: «Я все еще жив, пожалуйста, не волнуйтесь».
На моих губах появляется тонкая кривая улыбка. Да, это очень похоже на Стивена. Выражение своих чувств и написание писем никогда не были его хобби. Думая об этом, я понимаю, что не видела его целую вечность, и уже не могу дождаться, чтобы увидеть снова. Прошел почти год с тех пор, как он сел в военный самолет, который увез его в чужую, враждебную страну, далеко от нас.
— Лели, чем ты хочешь заниматься дома?
— Я предполагаю, серфингом и, возможно, встречусь с некоторыми знакомыми.
Она кивает с теплым, блестящим взглядом.
— Думаю, было бы неплохо. Я принесла твой гидрокостюм обратно из подвала. Он висит в твоем шкафу.
Это моя мама, всегда внимательная к моим потребностям. Мое сердце расширяется от нежности при мысли об этом.
— Спасибо, мама, — я улыбаюсь, когда разглядываю знакомый пригородный ландшафт.
— Ты голодна, дорогая?
— Не очень, — отвечаю я. И это мягко сказано.
— Я приготовила спагетти и фрикадельки.
Подходит. Я быстро отвожу взгляд, чтобы не встречаться с ней глазами. Иначе она заметит бушующий внутри меня шторм, когда я вспоминаю, где последний раз ела это блюдо.
Я быстро начинаю болтать ни о чем и все для того, чтобы просто отвлечься от одной единственной мысли. Я без умолку рассказываю про свою новую работу, о Таше и даже о Яне. Моя мама не может скрыть свое удивление и волнение по поводу моей непрекращающейся болтовни.
Я рада, что мы, наконец, приехали.
Убедить мою маму, что я перекусила после небольшой поездки на озера — задача почти невыполнимая. Хотя в итоге она усмиряет свой пыл и не уговаривает меня больше поесть.
С самого раннего детства, еще, когда нас водили в ясли, она была одержима нашим питанием. Учитывая тот факт, что мы со Стивеном всегда были худыми, она почему-то воспринимала это как неудачу в своей жизни, что ее дети недоедают, как и будущие потомки, и при любом случае пыталась загладить свою вину, накормив нас до отвала.
— Хейлз, ты могла бы зайти ко мне перед уходом? — звонит мне мой папа из своего офиса домашней клиники, спасая меня от мамы, которая пытается засунуть мне еще что-нибудь в мое горло.
— Что случилось, папа?
Он сидит за столом, выглядя все также серьезным с широкими плечами во всю ширину его кожаном кресла. Из-под своих очков он изучает меня несколько секунд, прежде чем ответить.
— Что происходит на самом деле, девочка? — его нежно-карие глаза смотрят на меня с беспокойством.
— Что ты имеешь в виду? — я стараюсь смотреть удивленно настолько, насколько позволяет моя совесть.
— Моя дорогая, — вздыхает он. — Ты можешь лучезарно улыбаться, пытаясь скрыть что-то, но свои глаза ты не сможешь заставить обманывать окружающих тебя людей. Хейлз, я видел так много боли в этих прекрасных глазах. Неприятности с парнем?
Можно и не ходить к семейному врачу, который лечит людей уже второе десятилетие подряд, чтобы заглянуть в глубины моего сердца.
— Даже если я расскажу тебе, разве это излечит, пап? Я предпочла бы не копаться в этом.