Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных

Социологи, впрочем, уделили этой проблеме достаточно внимания. Существует целая аналитическая школа в социологии и смежных науках, посвящённая раскрытию «товарных цепочек» или отслеживанию производственной жизни продукта от начала и до конца. Даже для простейших товаров этот анализ может быть чрезвычайно сложным. В своей книге Tangled Routes: Women, Work, and Globalization on the Tomato Trail («Замысловатые маршруты: женщины, работа и глобализация на пути помидора») Дебора Барндт исследует путь, на первый взгляд, такого простого продукта, как помидор, от его исторических и современных корней в Мексике до конечного потребления в ресторанах фастфуда и продуктовых магазинах. При исследовании продукта таким образом появляется картина, опровергающая наш упрощённый взгляд на потребительские товары. Вместо простого, прямого пути от производителя к потребителю, мы начинаем видеть процесс производства, связанный с политикой, властью, полом, технологиями и состоянием окружающей среды. Производство такого, казалось бы, простого и однозначного товара как помидор из супермаркета становится наглядным примером действия социальных сил, власть которых простирается на тысячи миль. Мы видим образ гендерного разделения труда — не только в Мексике, где выращивают помидоры, но и в Соединённых Штатах и Канаде, где помидоры продают и потребляют. По мере того как Барндт прослеживает путь помидора, становится довольно просто увидеть, что товары имеют свою сложную многогранную историю, находящуюся за пределами нашего упрощённого представления. Мы отчётливо видим, что производство товаров связано с общественными отношениями. Помидоры, предназначенные для американского и канадского рынков, выращиваются в Мексике не из-за одного только климатического фактора; напротив, сам этот факт становится поводом для исследования, как и почему дешевле выращивать помидоры в Мексике, и какое соотношение национальных экономических сил позволяет потребителям северных стран поручать такое производство южным странам.

По мере того как под влиянием социальных и экономических сил капитализма, которые сегодня мы называем глобализацией, производство становится географически распределённым, сложность связанных с ним процессов возрастает. Тем не менее, большинство из нас продолжает счастливо жить и беззаботно потреблять, редко, если вообще когда-либо, задумываясь о том, какие общественные отношения стоят за нашим консюмеризмом. Лучшего положения дел для производителей и быть не может. Стали бы вы есть помидоры, зная, скажем, что женщин и их детей, работающих в полях, постепенно отравляют до смерти ради производства этого товара? Неведение в целом лучше для нас, поскольку мы можем потреблять, сколько пожелаем, без мучительных угрызений совести.

Впрочем, время от времени некоторые из нас получают опыт, помогающий пробиться через благословенное неведение, навязанное идеологическими махинациями нашего капиталистического общества. Может — подобно некоторым из моих студентов, посещавших занятия по теме продовольствия все эти годы, — вы прочтёте книгу «Нация фастфуда» и решите не есть мясо, или, возможно, станете жертвами экологического шовинизма, который чреват, как это беспечно называют экономисты, негативными «экстерналиями» производства, влияющими на почву, воду или воздух в вашей местности. Есть миллионы путей, ведущих к осознанию того, что мы потребляем, и, хотя многие из нас цепляются за уютные маленькие мифы о том, как всё прекрасно, иногда мы всё же не можем преодолеть когнитивный диссонанс и вынуждены признать эксплуататорские движущие силы, лежащие в основе нашего экономического порядка.

В моей жизни было несколько таких моментов, и каждый раз я цеплялся за свои удобные представления гораздо дольше, чем следовало бы, как я понимаю теперь, оглядываясь назад. Да, жить в мире иллюзий весьма удобно, и довольно тяжело видеть, как они разбиваются прямо перед тобой. Вот, в частности, как один из мифов разлетелся у меня на глазах.

Как и большинство американцев, я вырос, питаясь мясом, и мяса было довольно много. Помимо того, что я ежедневного потреблял продукты животного происхождения, я жил вблизи Китайского квартала в Филадельфии, где часто бывал в кантонских ресторанах [21] и ел многочисленные мясные блюда. Естественно, я поедал всё, что имело четыре ноги (помимо стола). Помню, что моим любимым блюдом была жареная баранина по-хунаньски, но в действительности я ел почти всё. В то время мне лишь абстрактно представлялось, что я ем животное. Конечно, это было мясо, но связь между «мясом» и «живым, дышащим существом» была очень слабой. И если в отдельные моменты я задумывался об этичности мясоедения, то просто представлял, что выращенные на убой животные прожили счастливую жизнь. Действительно, почему бы и нет?