Совершенно секретно

После того, как пройдет обрушившаяся едва я осталась на несколько минут одна в своей комнате реакция на случившееся. Задыхаясь и вся дрожа, я даже не плакала, а лишь судорожно хватала ртом воздух. Мама порывалась вызвать скорую, папа буквально влил в горло «успокоительное», оказавшееся текилой. Та опалила горло, я зашлась кашлем, зато приступ паники отступил. По всему телу разлилось приятное тепло, прогоняя дрожь. В голове посветлело, но одновременно накатила приятная усталость. Под мамину тихую колыбельную – совсем как в детстве, мне вскоре удалось уснуть.

Утром выпал снег. Тонкое белоснежное покрывало украсило серые грязные улицы – такими их всегда делает поздняя осень. На работу я, разумеется, не пошла. Но от этого, кажется стало только хуже – безделье рождает мысли. А те загоняли в тупик. Что я могу противопоставить Ветлицкому? Как спастись от человека, управы на которого не имеется в виду его возможностей? Решение пришло вместе с насмерть перепуганным и жутко злым другом детства, ураганом ворвавшимся в наш дом. И как не додумалась раньше – тоже мне журналист…

- Лиса, это не спроста, - отставив чашку с чаем, проговорил парень, - Можешь лапшать тете Кате и Вадиму, но не мне. Этот урод, да?

- Не говори глупостей, - шикнула я, - Работа начинает плохо влиять на тебя, Дима. Банальнейшую попытку ограбления уже небось камуфляжем заказного убийства сделал.

Запрыгнув на диван Фокси, громко мурча, улеглась мне на колени. С наслаждением погрузившись пальцами в густую пушистую шерсть, я почухала ее. Мурчание стало громче.

- Так и есть, мы оба это знаем, - рассеянно потрепав по голове кошку, проговорил парень, - Дай только доказательства собрать и новость в топе будет!

- НЕТ! – излишне горячо возразила я, - Если только не хочешь судебный иск за клевету.

Сняв кошку с колен, придвинулась к другу и обняла за плечи, надеясь так хоть немного отвлечь. Ужасно нечестно… Почему мне в него не влюбиться? Симпатичный, добрый талантливый и смелый. Но мне как брат. Возможно потому, что выросли вместе….

- Это не он, Дима. Ник, конечно, не лучший образчик человечности, но не настолько чтоб пытаться убить свою бывшую. Я прошу, не занимайся ерундой!

Он лишь хмыкнул. Взял меня за руку, переплетая пальцы. Я отодвинулась, потянула руку, но он не отпустил. Поймал мой взгляд. В его все то же преданное выражение. От этого не лестно, а стыдно и больно. Должна бы его оттолкнуть – и такое уже было, но Дима все равно возвращался. Утверждал – все хорошо, мы просто друзья. И я малодушно нежилась в самообмане.

- Я найду способ разобраться с ним, Лиса, - горько усмехнулся, - И, быть может, тогда все изменится.

Не дав мне ответить, он махнул рукой и вышел. Радушно попрощался с мамой, надел ботинки – кажется я могла бы увидеть последовательность действий, куртку и тихо затворил дверь.

Став боком у окна я наблюдала, как друг вышел за ворота, сел в машину и плавно тронулся с места.

- Расстроился, - мама коснулась моего плеча.

- Ну почему я не могу любить его, мама?

- Ты любишь, но как брата, а ему этого мало.

- Иначе не могу.

- И не надо. Сердцу, дочка, не прикажешь.

- А стоило бы.

- Люди приходят в нашу жизнь неслучайно, - продолжила мама, - Даже причинив зло, они оставляют взамен что-то хорошее. Возможно, ты наконец разглядишь в лучшем друге мужчину. А, может, произойдет еще что-то, чего мы сейчас не можем и предположить. Что-то хорошее. Волшебное.

«Волшебное». Как глаза того парня. Качнув головой, я обняла маму, в который раз восхищаясь тем, как она лишь парой слов умудряется согреть изнутри.

73

Мягкий теплый свет на втором этаже небольшого кирпичного дома опять горел до утра. С чего вдруг она не спит в темноте? Пожалуй, это наименее важный вопрос сейчас. Но о том, с какой стати я проторчал уже третью ночь у дома этой девчонки думать не хотелось. Слишком много неясных, лишающих и так держащегося на соплях самоконтроля, эмоций. И странное, саднящее чувство в груди, мешающее сосредоточится. По симптомам похоже на выброс дофамина и норадреналина, хотя я бы этого не утверждал. В медицине силен был Фил.

Необходимость думать о напарнике лишь в прошедшем времени все еще неясно отзывается внутри. Тоска, скорбь – часть чертового урагана эмоций, обрушившегося на разум, едва сумел слезть с режима.... Тот давал возможность несколько контролировать превращение, но делал зависимым от все увеличивающихся доз. А в моей ситуации это явно лишнее.

Хотя, сейчас я бы не отказался от сыворотки - по крайней мере, она избавила бы от этих новых, ранее незнакомых и наименее контролируемых чувств... Но не помогла бы забыть, в этом я отчего-то был уверен. Долбанный образ - тонкое лицо с пухлыми губами, большие темные, как озеро ночью, глаза, хрупкая фигурка, будто выжжен в голове. И дело не в способности срисовать внешность взглянув на человека лишь мельком. А в чем-то ином, необъяснимом и тревожащем. Не только в банальном желании овладеть, но в странном притяжении.