Совершенно секретное дело о ките

Не один год и не десять приходит он так сюда и смотрит в море. Кажется, будто на всю жизнь выбрал он себе это место и состарился здесь.

Давно это было, давно, не стар был Кием и весел, любил «огненную воду», работу даже забывал, если на столе было вино. Сын подрос, и ссорились они часто, не любил он выпившего отца.

А жили вдвоем, никого у них больше не было.

Однажды пришел большой пароход, веселье было на берегу. Больше всех Кием веселился, много спирта домой приносил, шкуры нерпы менял, меха менял, клыки моржовые, фигурки из них, что сам на досуге делал, — все отдал за спирт.

А когда пароход уплыл, вместе с ним ушел и сын. Собрал рюкзак и уехал в неизвестные края. Все. Нет его с тех пор. Долго еще Кием веселился, ничего не понимая.

Но однажды накатило на него одиночество. И дал он клятву, что вернет себе сына, если бросит пить, а пить ему хотелось постоянно, бросит навсегда, и наградой будет возвращение сына. Главное — не нарушить клятву.

Он чурался праздников и застолья, уходил из гостей, где было вино, тосковал и мучился, а годы шли. Как могло его сердце выдержать ужас постоянной тоски?

Он носил в себе горе, боялся его расплескать, казнил себя, и все с надеждой — во искупление!

Столько лет прошло, сейчас у Киема были бы взрослые внуки, а сына все нет. Старики уже и забыли, что у него был сын, да и сам Кием никому об этом не напоминает. Как плохонький огонек жирника, тлеет в его душе надежда, — что за постоянную боль сердца должно быть вознаграждение. Дождется ли его старик?

Сколько раз он думал покончить с собой, уйти к верхним людям — может быть, там встретит мальчика, если сын среди них… Но удерживала его вера, что есть предел всему и он дождется. Особенно трудно ему было летом и осенью, когда приходили пароходы. Зимой он не так ждал, он верил морю. Море взяло — море должно отдать. И глядит он вдаль, в туманный морской горизонт, а там в тумане скрылся последний пароход, и по морю плывут льдины, и скоро снова зима, до следующего парохода…

3

Матвеев знает, что скоро с этими местами он распростится. Может, поэтому и зачастил на берег. Он знает, что скоро к нему придет его друг, состоится сессия сельсовета и по просьбе Матвеева его освободят. Матвеев переедет в окружной центр, в родную экспедицию, где начинал, но его общественная активность повернулась новой гранью судьбы, перекинула его парторгом совхоза на южное побережье, затем надо было укреплять сельсовет на этом, северном берегу. Времени прошло достаточно, так ведь можно и основную профессию забыть, слезно просился Матвеев, вот вроде возвращают назад. Надо потихоньку с поселком прощаться, скоро уезжать, а уезжать всегда больно — столько связано с этим маленьким поселением, столько остается тут.

Не ахти какой большой начальник Матвеев, но должность такова, что и рождение человека, и свадьба, и смерть — все проходит через его учреждение, через его руки. Все люди у него на виду, а он у людей.

Идет по поселку Матвеев и невольно думает, что и ассигнования на новую школу он пробил, вот она стоит, уже детишки учатся, и строительство бани и нового двухэтажного магазина, и домик подлатали деду Киему, и пенсию ему выхлопотали тоже заботами Матвеева. Да мало ли чего, если начать вспоминать…

Пенсию дед получил, удивился, что много дали по сравнению с его случайными заработками, пошел в магазин и истратил в один день — купил столярный инструмент, слесарный набор, чай и сахар с запасом, будто на зимовку готовился, табака побольше, банок консервных и муки, патронов к ружью и пороха.

«Надо бы деда проведать…»

И вот сидит у него, пьет чай. А дед по его просьбе сказку рассказывает.

«Это давно было. Жила девушка. Не принимала никого. И жил Каймасекамчыргин. Он дежурил в стаде. Она в другом. Он с большой головой, некрасивый. Растение нашел. Положил за пазуху. Растение поет. Она услышала, пришла. Легла ему на колено. Поженились. Женщина-кэле в другой яранге. Заходит туда парень. Она его прокипятила, одни косточки остались. Положила их в полог, на шкуры, и закрыла. И говорит как живому: «Вставай, покушаем». И он встает, молодой, красивый, белый. Пошел домой. Жена говорит: «Не ты это. Мой другой. А ну, спой». И он спел. Стали они целоваться, как в кино. Счастливо зажили. Все».

— Почему ты любишь эту сказку, Кием?

— Она народная и про любовь. Я люблю сказки про любовь.

— А еще знаешь?

— Ии! Если рассказывать с утра и часто чай пить и не спать — всю ночь буду рассказывать.

Дед много сказок может рассказать, а про свою жизнь молчит. Матвеев и не спрашивает. Он и так кое-что про Киема знает, не хочет бередить его раны, ни к чему это.

— Скоро охота… — переводит разговор Матвеев на другую тему.

— Скоро… скоро… собачки ждут…

Матвеев знает, что Кием хорошо подготовился. Морзверя в этом году много было, приманку загодя старик разложил на своем участке, но лучше подождать, когда совсем море станет, старик любит во льдах расставлять капканы, в тундре ему не так везет.