Совершенно замечательная вещь

Я попыталась ее потрогать, и она мне разрешила. Кисть ощущалась иначе. Не так, как с самим Карлом, когда все тепло осталось в моей руке. Просто твердая и очень-очень теплая. Еще Карл всегда стоял столбом, а рука была живой. Даже когда она не двигалась, в ней ощущалось движение. Жизнь. По сравнению с неподвижной статуей, кисть казалась намного более сложной и тщательно обработанной. Каждый сустав был таким же гибким, как в моих руках.

Мы обычно не смотрим на человеческую руку, когда набираем что-то на клавиатуре, гладим животное или нажимаем кнопки на пульте и не думаем: «Какое чудо!» – но это действительно чудо. Людям еще предстоит создать что-то такое же деликатное и сложное, как наши собственные руки. Кисть была такой же осторожной и ловкой, как моя, и казалась намного сильнее.

Я вытащила телефон из кармана, и рука снова убежала.

– Я просто звоню Энди. Ты же знаешь Энди, да?

Я набрала номер, второй по популярности после Робина в моем телефоне. Один гудок – и вдруг я едва не оглохла от шума. Я с криком отбросила телефон. Теперь, когда он не орал мне на ухо, можно было четко разобрать слова.

…ship on my way to Mars,
on a collision course.
I am a satellite, I’m out of control.
I am a sex machine ready to reload
like an atom bomb about to oh oh oh oh oh
explode…

Queen, «Don’t Stop Me Now»

– Ты меня блокируешь! – обвинила я руку, все еще тяжело дыша.

Ничего.

– Слушай, я не знаю, что тебе надо, и не узнаю, если не расскажешь.

Ничего.

Я схватила ноутбук со стола и села на полу в метре от руки. Сигнал был хорошим, но все сайты повисли.

– Ну и что мне тогда делать!

Как вы, наверное, уже догадались, реакции не последовало.

– Можно кому-нибудь рассказать?

Два стука.

– Ты серьезно ответила?

Один стук.

– Это правда!!!

Ничего.

– Ты из другого мира?

Ничего.

– Ты слышала, что случилось с Карлами в Санкт-Петербурге и Сан-Паулу?

Ничего.

– Можно сказать кому-то, что ты здесь?

Два стука.

– Можно сказать кому-то, что ты меня спасла?

Два стука.

– Ну хотя бы Робину?

Два стука.

– А если попытаюсь, ты меня остановишь?

Ничего.

Я забросала руку вопросами, но выяснила лишь, что ни при каких обстоятельствах не могу сказать, что она меня посетила. Никто не мог знать; никому нельзя увидеть. Конечно, я чувствовала, что должна сдержать обещание, ведь если у Карлов был какой-то грандиозный план, я, конечно, не хотела его испортить: моя жизнь была выстроена вокруг гипотезы, что Карлы хорошие, – а еще я обязана руке этой самой жизнью.

Но тогда я никому не могла рассказать о нападении. Расспросы, конечно, ничего не дали. Рука, похоже, не беспокоилась о моей безопасности. Возможно, думала, что сама управится. Ну и как я расскажу, что в меня стреляли, не нарушая обещания?

Кроме того, как мне объяснить коменданту, что случилось с дверями в моей спальне? И как мне вымести осколки без риска снова нарваться на пулю? Дикие мысли, но именно так я тогда думала. Может, эти заботы казались самыми важными.

Но время почему-то продолжало двигаться, и некоторые проблемы начали казаться менее актуальными. Все мои переживания, от террористических атак до почти гибели и терзаний, надо ли мне подмести стекло на полу, почему-то казались равными по значению. Я поняла, что выдохлась. Мое тело находилось в режиме «сражайся или беги» по крайней мере в течение часа, и истощение сильно сказывалось. Я ухватилась за внушительный указательный палец руки.

– Почему ты меня спасла? – спросила я ее.

Ничего.

– Ладно, я никому не скажу.

Кажется, она расслабилась, самую капельку. Не задумываясь, я подползла к руке, улеглась рядом и обняла. В считаные секунды я уснула.

* * *

Я не хочу видеть настоящие сны, поэтому просто всю ночь брожу по городу. Весь мир тщетно пытается найти ключ, хотя я единственная, кто может его получить. Но я все еще не позволила Миранде или Майе поделиться нашей информацией. Мы лжем всему миру. Мой страх и мое настроение последовали за мной в Сон. Я иду в галерею, как в восьмидесятых. Там множество видеоигр и автоматов для игры в пинбол.

Наверное, здесь восхитительный ребус. Я замечаю четвертак на одной из машин – вероятно, там начинается последовательность, – но не играю. Я иду в женский туалет. Там грязно, по всей стене плакаты местных групп, и ни один из них не имеет никакого смысла. Мой мозг не может превратить буквы в слова. Так случается, когда вы выходите за пределы ребуса. Это признак того, что данная часть при разгадке головоломки не важна. Будто Карлы не стали заморачиваться с лишними деталями.

Я вхожу в грязную кабинку, сажусь на унитаз и плачу, пока не просыпаюсь.

Глава 15

Меня будят далекие крики.