— Сёма, бомбу с парой друзей сделал, хотел в полицейском участке взорвать в знак протеста против произвола двести двадцать восьмой статьи. Только накосячили они при изготовлении, и вместо детонации смесь загорелась. Ну и по итогу сами живы остались, а вот участок полицаев сгорел, вместе с несколькими бомжами, которых из вытрезвителя вытащить не успели. — Старик старался тараторить максимально быстро, наблюдая расширенными глазами за тем, как я заливаю агрессивную жидкость в бойлер — а лидер наш, сюда в качестве оплаты за исцеление дочери от лейкемии попал.
Спустя примерно сорок вылитых бутылочек я повернулся к тихо скулящей на полу жертве, было бы неплохо и её допросить, но судя по выпученным красным глазам, и бешеной пульсации души, беседы она вести сейчас не в состоянии.
— Я…
Подхватываю женщину за связывающую её руки арматуру и рывком поднимаю на ноги, её взгляд фокусируется на бледно-голубой исходящей ядовитым паром жидкости в бойлере, она издаёт уже практически нечеловеческий крик сорванным горлом и с неожиданной силой начинает вырываться. Впрочем, эта попытка сопротивления заканчивается так же быстро как и началась, после того как я вспарываю её живот алебардой. На этот раз крика уже нет, и тем не менее она всё ещё в сознании, в основном благодаря моей призрачной руке внутри ее головы.
Старик дергается вперед с явным намерением напасть на меня, но замирает, даже не успев встать, из-за окровавленного лезвия алебарды, воняющего дерьмом из перерезанных кишок, которое я прижал к его горлу.
Успокоив едва ли не посеревшего от злобы военного, возвращаюсь к жертве. Вновь перехватываю оружие, максимально близко к лезвию, а затем быстрым, но предельно аккуратным и точным движением всаживаю его в спину пускающей кровавые слюни женщины. И только теперь перерезав её позвоночник, запихиваю жертву в чан с кипящей кислотой. Когда тело погружается по шею, сложившись при этом в весьма неестественную позу, фиксирую всё это сверху лезвием алебарды.
Во все стороны летят брызги. Торчащая из бочки голова издает уже совсем нечеловеческие звуки, а я тем временем засовываю руку в карман и достаю оттуда упаковку орешков в шоколаде. Вскрыв её об клык, начинаю по одному накалывать сладкие шарики на шип, выдвинувшийся по моему желанию из кончика языка, и с удовольствием их поглощать. Кухня этого мира мне нравится куда больше, чем те блюда, которые были доступны в пустынном и практически бесплодном Скальке.
Старик не реагирует. Только смотрит на меня выпученными глазами, в которых плещется жгучая смесь из практически несовместимых эмоций, включающая практически весь спектр от благоговения до абсолютного отвращения.
— Да. Нет. Ты… Ты, сука больной. — По шокированному лицу старика прекрасно видно, насколько тяжело ему продолжать оставаться на своём месте — На всю отрубленную голову больной. Полностью ебанутый. Вообще полностью. Без единой нормальной извилины.
—
— Да… Эээээээээ
— За бтр. То есть за то, что сбежал на бтре с поля боя. Меня должны были расстрелять по законам военного времени, но за каким то хреном отправили сюда.
Хм интересно получается, террористы, предатели, торговцы смертью и внезапно девочка, больная лейкемией с отцом законопослушным хирургом. Статистика правда далека от полной, а значит, выводы строить пока рано. Надо однозначно копать глубже. Посмотрим, что сможет узнать Мцвади.
— Да.
— Вот.
—