Совершенное сияние недвижимости

Каким-то образом я знаю, что это так, что женщина рядом со мной ошибается в тонкостях или пытается приукрасить. Но, как я уже сказал, понимаю, что дальше обсуждения, спора ничего не пойдет. И хотя я уверен, что прав, так или иначе доказать это невозможно, пока кто-нибудь не спустится вниз на достаточно близкое расстояние, чтобы убедиться. Но для этого пришлось бы прыгнуть и падать вниз, что, конечно, невозможно и просто глупо, даже не стоит обсуждения, потому что падение с такой высоты означает неминуемую гибель. И когда я об этом думаю, то понимаю, что уже падаю, рассекая воздух.

Никакого намерения, или принятого решения прыгнуть, или волевого акта, или самого действия. Только то, что это случилось.

В этом нет ничего сложного. Сны возникают как часть естественного функционирования ума-тела, подобно любым другим возникающим процессам. В сне сновидения чувства и ощущения возникают тем же образом, что и в сне бодрствования. Ум-тело не знает разницы между сном сновидения и сном бодрствования, поэтому идея прыжка с самолета отнюдь не приводит его в восторг.

Первое — это момент ужаса. Проносятся мысли: о господи, что случилось, я падаю на землю, через несколько мгновений произойдет столкновение, звук шлепка — и вся эта жизнь закончится. Паника. Страх. Затем — момент сопротивления и неистовой активности: подожди-ка, может быть, я что-то не учел: может быть, у меня за спиной закреплен парашют; может быть, я сумею приземлиться в какой-нибудь большой водоем и чудесным образом уцелеть.

Затем, все еще в падении, — приятие. Так. Это то, что должно случиться. Момент настал. Это тело разобьется и умрет. Поскольку выхода нет, то пусть так и будет. Не самый плохой исход: скорее всего, я даже ничего не почувствую, просто погаснет свет. А тем временем, последний удивительный опыт: падение со столь огромной высоты, без всякого сопротивления, без страховки: абсолютное свободное падение. Удивительно прекрасное. Совершенное отпускание.

Все это длится чуть более мгновения: штуковина ум-тело реагирует на незапланированный прыжок с самолета весьма предсказуемо, в соответствии со своей запрограммированностью: оно переживает и момент страха, и момент сопротивления, и момент приятия. Затем, беспомощное, оно успокаивается. В этом сне, как и в сне бодрствования, ум-тело является сновидческим персонажем. Спящий сновидит, и этот сон продолжается.

Со свистом я несусь вниз сквозь слои воздуха и наблюдаю, беспристрастно и вполне безучастно, как квадраты на земле стремительно приближаются мне навстречу, теперь они видны достаточно близко. Это крайне забавно, потому как не имеет ни малейшего значения, но я не могу не отметить, что интуитивная догадка там, в самолете, оказалась правдой. Даже со столь близкого расстояния они остаются все теми же плоскими квадратами, не становясь кубами, не обнаруживая ни высоты, ни глубины.

Затем, в то самое мгновение, когда должно случиться столкновение с землей, что-то меняется. В тот момент, когда я достигаю поверхности квадратов, они преобразуются. Все это время они действительно были плоскими и по большей части серыми, но теперь, словно ожив, они на глазах превращаются в удивительные, загадочные, трехмерные объекты с тонкими, ровными формами и оттенками. И это не просто большие кубы, на чем с такой уверенностью настаивала моя попутчица в самолете; они весьма просты, ничего изысканного или помпезного, и тем не менее, они невообразимо, неописуемо красивы.

И тут, в самый момент ожидаемого удара, когда я должен был бы потерять сознание, сновидение просто обрывается. Никакого шока, никакого столкновения. Только глубокий сон без сновидений. Позднее, на следующее утро, когда я просыпаюсь, сновидение и его естественное, внезапное окончание остаются ясны в памяти.

И происходит понимание: ну да, конечно: Единственный путь узнать — прыгнуть. Прыжок означает неминуемую смерть. Прыжок уже случился.

И это «случившееся» имеет не больше значения и ценности, чем чистка зубов. Об этом невозможно говорить внятно, невозможно выстроить предложение, потому что нет объекта, нет деятеля, нет действия, нет временной рамки. Это просто Есть. Бессмысленно и бесполезно пытаться говорить об этом как о чем-то личном, или значительном, или чем-то особенном.

В сновидении все является плоским и серым, и наблюдатель с такого расстояния может только сказать, что вещи плоски, или постараться вообразить себе, что это не так. Можно также, подобно моей спутнице в самолете, повторять то, что было услышано от других, что вещи не такие, какими кажутся. Но даже тогда это будет лишь отдаленным соответствием. Только прыгнув и уничтожив «я», можно увидеть, пережить, познать истинную глубину, красоту и чудо Того, Что Есть.