Совершеннолетние дети

Саида, как и все замужние, носила на голове похожий на чепчик красный рогатый «фез». По двору она ходила в одном фезе, но, выходя за ворота, обязательно набрасывала на него платок.

⁴¹ На гулянках (жарг.).

Дарку, по правде сказать, больше всего интересовал муж подруги. Мама говорила, что Санда вначале не хотела выходить за него, но когда стало известно, что у жениха полон погреб картошки, согласилась. Картофель сохранился у него в эту голодную зиму отнюдь не потому, что он был умнее других, а наоборот. В то время, как все люди старались заработать на сахарной свекле, муж Санды, лентяй и увалень, вместо того чтобы ухватиться за эту новинку, засадил, как обычно, поле картошкой. И оказалось, что он поступил умнее всех.

У мужа Санды были давно не стриженные волосы цвета соломы. Ясными, широко открытыми глазами и небольшим, таким контрастирующим со всей фигурой личиком он походил на дурачка из сказки. Разница заключалась лишь в том, что в сказках дурачки обычно женятся на принцессах, а сами со временем становятся мудрыми королями, этому же судилось всю жизнь просидеть в дураках. Другое дело, что Санда и в самом деле выглядела рядом с ним принцессой из сказки.

— Как ты могла выйти замуж за него? — спросила Дарка, хоть и отлично понимала, что порочить мужа в глазах жены по меньшей мере бестактно. — Ведь это на всю жизнь! Всю жизнь у тебя перед глазами будет торчать эта соломенная стреха…

Санда покраснела и пожала плечами:

— Подумаешь!

Она степенно, точно давно уже хозяйничает, приглашает Дарку, словно важную гостью, в светлицу.

Светлица — это даже не комната, а склад парадной одежды, обуви, зерна, пряжи и прочего. Прежде всего здесь никто никогда не живет. Комнатой этой пользуются лишь при таких выдающихся событиях, как свадьба, крестины или похороны. На чисто застеленной кровати уголками кверху лежит гора вышитых цветными нитками подушек, на которых никто никогда не спит. Они неприкосновенны, — спят в соседней комнатушке, на подушках, набитых овсяной соломой. В головах кровати, во всю ширину ее, стоит окованный железом сундук, расписанный красными петухами с неестественно голубыми глазами. Печь, разрисованная птицами и цветами, так чиста, что кажется бутафорской. На печи, обычно служащей постелью, стоят мешочки с зерном, узелки с мукой. В доме, несмотря на жаркую погоду, холодно и сыро, как в погребе. Сквозь маленькие оконца, украшенные вырезанными из цветной бумаги кружевами, солнце не проникает.

Дарку смущает поведение Санды: откуда и зачем такие церемонии между двумя давними подружками-соседками?

Дарка. хочет любым способом разрушить искусственную преграду, вставшую между ними. Ей кажется, что стоит заговорить с Сандой душевно-душевно и та не выдержит и снова станет прежней ее подружкой.

— Санда, — Дарка как будто не произносит слова, а поет, — почему ты со мной какая-то такая… словно ты меня забыла, отвыкла за то время, что я не была дома? Мне так жаль тебя, Санда!

Дарке жаль подругу, она улавливает какое-то отдаленное сходство между Сандиной и своей незавидной судьбой.

Но та неумолима. Она производит впечатление человека, лишившегося памяти после тяжелой болезни. Даркины добрые слова пролетают мимо, не задев сердца молодой женщины.

— Не говори мне «ты», ведь я замужняя… Это неприлично. Я тоже буду «выкать», ты теперь, поди, уже барышня… Люди услышат, что мы говорим друг другу «ты», станут смеяться…

— Опомнись, Санда! Что с тобой? Да как же я буду называть тебя на «вы»! Ты что, забыла?.. Ведь мы росли вместе. Да нас не только люди, а куры засмеют, если мы ни с того, ни с сего начнем «выкать». Какая ты стала странная… я тебя не узнаю.

— Не пристало, барышня! Что не пристало, то не пристало! Когда я в девушках ходила, так могло быть, а замужней женщине «тыкать» не пристало, хоть вы и барышня.

Я вон даже к родной сестре пойду ребенка крестить, чтобы перейти на «вы». С кумой уже никто не заговорит на «ты».

— Почему тебе так хочется, чтобы все величали тебя на «вы»? Разве ты от этого станешь другая?

— Как это почему? — повысила голос Санда, и лицо ее заострилось. — Вы еще спрашиваете? А гордость? У замужней женщины должна быть гордость. Погодите, выйдете замуж, сами узнаете.

— Я никогда не выйду замуж.

— Это почему же? Найдется такой, кто и вас посватает. Подождите немного. Хотите, барышня, я покажу вам свое приданое? Поглядите, что дала мне мама.

Дарка так поражена необычайным поведением Санды, что ее не интересует даже приданое. Но если Санде так хочется похвастаться перед «барышней», пусть…

Из открытого сундука в нос ударяет запах слежавшегося полотна, непроветренных кожухов и не то ладана, не то воска.

Санда с благоговением вынимает и показывает Дарке пожелтевшие от времени, расшитые густым черно-красным узором сорочки, желтые сапожки с яркими кисточками, пестрые домотканые «горботки»[41], шитые парчовой нитью, цветные пояса — «крайки» — длиной в несколько метров, праздничный убор на голову, желтовато-белое льняное полотно.